На его широкой груди я наконец выплакала всю свою усталость, всю боль и все сегодняшние треволнения. Я прижималась к нему как к последней надежде, а он тихо шептал мне что-то по-гэльски, чего я не понимала, и была благодарна, что не понимаю. Мне не нужны были утешения, но очень нужна была забота. Блаженно ощущая его тепло, я вдруг поняла, что это мужчина, а не просто очередной мой пациент. Я резко отстранилась от него. Он понял по моему лицу, что что-то не так.
– Не бойся. Ты не должна меня бояться. И никого в этом замке, пока я здесь, – сказал он, крепко держа меня за подбородок и глядя в глаза.
– Не буду.
И я снова сидела на коленях у небритого грязного шотландца, которого встретила меньше суток назад, обнимала его и была почти что счастлива.
Он уложил меня в постель, накрыл единственным одеялом. Я пыталась протестовать. Он успокоил меня, сказав, что найдет другое место для ночлега. Я хотела сказать еще что-то, но заснула раньше, чем он вышел из комнаты.
– Вставай, милочка, тебя уже ждут!
Кто-то тряс меня за плечо и звал неприятным резким голосом. Я спала так глубоко, что, проснувшись, не сразу поняла, где я и кто я. Постель была теплой, но в комнате было холодно. Ныла шея от спанья на неудобной, слишком большой и мягкой подушке. Я потянулась, зевнула, приоткрыла глаза… Перед моим еще не сфокусировавшимся взором обнаружился расплывчатый силуэт миссис Скотт. Так. Значит, я все еще здесь.
– Собирайся скорее. Ты не должна опаздывать. Нельзя заставлять его ждать.
– Кого?
– Маккензи, кого ж еще!
Действительно, кого же еще? Очевидно, меня ждал хозяин замка Тибервелл, которого звали Маккензи, иначе к чему такая спешка. Значит, я нахожусь на землях клана Маккензи, видимо, в самом сердце их владений. Вот зачем Дугал так спешил сюда. Здесь безопасно. А раз безопасно – значит, далеко от границ. Горстка англичан, преследующая моих попутчиков, не посмеет сюда сунуться. Слишком рискованно.
Ну что ж. Надо пойти познакомиться с настоящим шотландским лэрдом. Как позавидовал бы мне Андрей! Я вылезла из постели и на цыпочках подбежала к огню, кутаясь в одеяло. Миссис Скотт помогла мне раздеться – я спала в одежде – и обрядила меня в новый костюм. Я чувствовала себя как на новогоднем маскараде, куда в детстве ходила в костюме Красной Шапочки. Кремовая нижняя рубашка, парочка шуршащих нижних юбок, верхняя клетчатая, и темно-изумрудный корсаж. Грубые шерстяные чулки и туфли, если это можно назвать туфлями. Скорее, это были кожаные тапочки с мягкой подошвой, оба на одну ногу. В них было очень трудно держать равновесие. Они скользили на каменном полу, и я выглядела примерно как корова на льду, когда попыталась сделать несколько шагов. Я с сожалением посмотрела на свои заляпанные грязью ботинки, которые стояли под кроватью. Увы, о них лучше забыть.
Миссис Скотт удовлетворенно обозрела свое творение и заявила:
– Я так и знала, что тебе пойдет зеленое. Оно делает глубже твои глаза и подчеркивает рыжину в волосах.
Мои волосы были каштановыми, но в них действительно скрывался рыжеватый оттенок, который делался особенно заметным, когда волосы выгорали. Поэтому я любила зеленый цвет. Миссис Скотт подозрительно осмотрела мою старую одежду. Она должна была ее шокировать. Особенное недоумение вызвало белье, самое простое, хлопковое, без всяких изысков. Хорошо еще, что мне не пришло в голову надеть бордовый кружевной гарнитур, подаренный моим последним поклонником. Миссис Скотт хватил бы удар.
– Это последнее изобретение французской моды, – сказала я как можно более уверенным тоном, хотя пре красно знала, что до лифчика модельеры додумаются еще не скоро.
– Господи, и чего только не бывает на свете! Но почему ты путешествовала в этом костюме? И зачем ты обстригла волосы так коротко? – заохала миссис Скотт. – Ах да, конечно. Теперь ведь многие женщины скрывают свой пол, переодеваются мужчинами, чтобы спастись от этих красных мундиров. Когда же наконец настанут спокойные времена? – Тем временем она сооружала прическу из моих непослушных коротких волос, вплетая в них золотистую ленту. – Ну вот. Теперь я провожу тебя к Маккензи.
Мы опять шли извилистыми коридорами, но встречные уже не обращали на меня внимания и не проявляли нездорового любопытства. Внешне я слилась с аборигенами. Мы поднялись на башню по винтовой лестнице, и у дубовой двери миссис Скотт меня покинула.
Я вошла. Почему-то громко запели птицы. Я повернулась на звук и увидела огромную клетку, искусно вмонтированную в угол комнаты и занимавшую пространство от пола до потолка. Потолок был неопределенной высоты, но явно побольше, чем новостроечные два метра пятьдесят сантиметров. В клетке порхало не меньше сотни певчих птиц. Они чирикали, свиристели и заливались трелями, в глазах рябило от их мельтешения. Хозяина не было видно, и я решила осмотреться. По местным меркам комната была роскошной. Гобелены с вытканными на них сценами охоты, картины в стиле фламандской школы, мягкие кресла и полки с книгами. Свечи в тяжелых серебряных канделябрах освещали этот интерьер на удивление ровным светом, рождающим уют.
– Рад приветствовать вас, госпожа… Ормонд, если не ошибаюсь, – приятный глубокий голос прервал мою экскурсию. – Я Фергюс бан Кэмпбелл Маккензи, лэрд этого замка. Насколько я понимаю, мой брат Дугал подобрал вас где-то по пути?
– Если быть до конца откровенной, он меня похитил. – Я обернулась и с трудом сдержала удивленный возглас.
Передо мной стоял красивый настоящей мужской красотой человек лет сорока с небольшим. Правильные, четкие черты лица, острый взгляд, гордая осанка. Он был очень похож на Дугала. Несомненно, они были близкими родственниками. Но поистине скульптурно вылепленная голова и мощное тело спортсмена-многоборца покоились на тонких искривленных ногах, непропорционально коротких. Он должен был возвышаться надо мной сантиметров на десять-пятнадцать, но на деле едва доходил мне до плеча. Он выдержал тактичную паузу, чтобы дать мне время справиться со своими эмоциями. Должно быть, он привык к тому, как реагируют люди на его внешность. Привык, но вряд ли смирился, подумала я, вглядываясь в его лицо, в котором можно было прочитать и непреклонную жестокость, и хитрость, и страдание.
– Я знаю, что мой брат порой вспыльчив и принимает скоропалительные решения, – сказал Маккензи, предлагая мне сесть.
– О да! Он не оставил мне ни секунды на объяснения. И единственное, чего я хочу, – это вернуться туда, откуда меня похитили. Как можно скорее.
– Разумеется, это естественное желание, – Фергюс не скрывал смеха. Конечно, ему ведь рассказали, в каком виде нашел меня Руперт, и передали услышанный им дружеский разговор с Рэндаллом. – Итак, Джулия Ормонд – ваше настоящее имя?
– Э-э… Ну в смысле… я имею в виду, да! – наконец выговорила я. Не стоило, пожалуй, сообщать ему, что меня зовут Юлия Ратникова. Это не совсем английское имя. Пусть Джулия Ормонд останется моим творческим псевдонимом. Фергюс смотрел на меня настороженно.
– Видите ли, – пояснила я, грустно вздыхая, – Ормонд – это моя девичья фамилия. Меня выдали замуж против моей воли, и теперь, когда мой супруг скончался, мне тяжело называться его именем, это всякий раз причиняет мне боль. Я хочу вернуться к моим французским родственникам и забыть все несчастья, которые выпали на мою долю.
Кажется, мое объяснение прозвучало более или менее убедительно.
– Хорошо, – махнул рукой Фергюс. – Как бы вас ни звали, объясните, что вы делали в глухом лесу в стороне от дороги на Инвернесс? По-видимому, вы хотели сесть в Инвернессе на корабль?
– Да, именно так, – поспешно согласилась я. Пришло время рассказать убедительную легенду, снабдив ее деталями, которые они при желании могли бы проверить. – Я путешествовала в сопровождении слуги, направляясь после смерти мужа к дальним родственникам во Франции. Внезапно нас атаковали какие-то люди, я даже не успела заметить, кто это был. Скорее всего, это были горцы. Моя лошадь понесла, и я оказалась далеко от дороги, потеряв весь багаж и убитого слугу. Я упала с лошади и очнулась в глухом лесу. Там мне и повстречался капитан Рэндалл. Он не проявил ни капли любезности и вел себя непристойно.