– У тебя самые красивые волосы на свете, – сказал он.
– Что?! Тебе нравится этот ужас? – Мои нестриженые кудри почувствовали долгожданную свободу и торчали во все стороны.
– Очень. Я слышал, как разговаривали две девушки из замка. Одна из них сказала подруге, что ей пришлось бы провести часа три с горячими щипцами, чтобы выглядеть так, как ты. Она сказала, что ей хочется выцарапать тебе глаза за то, что ты и пальцем не шевельнула, чтобы твои волосы так завивались.
Я криво улыбнулась.
– Зато я не блондинка. У меня заурядные волосы коричневого цвета. Скучно!
– Ничего подобного! Твои волосы – как река, кипящая на стремнине. Бурная, темная вода, в которой мелькают солнечные лучи.
Он задумчиво накручивал на палец завиток моих волос.
– А твои глаза… Они кошачьи, зеленые, но в них тоже вспыхивают золотые солнечные лучи. Ты вся светишься, особенно когда смеешься или улыбаешься.
Я растаяла. Андрей никогда не говорил мне ничего подобного. Он считал комплименты пошлым обычаем, который лишь по ошибке принят в обществе. Прочие поклонники ограничивались банальностями типа: «У тебя хорошая фигура» или: «У тебя очень красивые глаза». Я вдруг поняла, как мне не хватало этих слов.
Глаза самого Джейми были похожи на синие глубокие озера. Длинные рыжие ресницы, выгоревшие на концах, придавали его взгляду почти младенческую невинность. Сущий ангел. Что с ним будет, когда я исчезну? Во мне зашевелились легкие угрызения совести.
– Почему ты не возвращаешься домой? – спросила я. Он молчал, опустив голову на колени, как будто не слышал вопроса. Наконец он посмотрел на меня, потирая переносицу:
– Я боюсь возвращаться. Не потому, что за мою голову назначена награда. Я не знаю, что меня ждет в Лаллиброке. Дугал сказал мне, что у Мэгги был ребенок от Рэндалла…
– Да, я помню.
– Еще он сказал, что она… что Маргарет спуталась с каким-то английским солдатом. С кем-то из гарнизона, Дугал не назвал имени этого подонка.
– Невероятно! И ты… ты не хочешь ее видеть?
– Она опозорила наше имя, – сказал он неожиданно жестко. – Она уступила Рэндаллу, но лучше ей было умереть, чем жить с таким клеймом. Отец не видит этого позора. Это убило бы его.
– Дугал сказал мне, что твой отец не смог пережить…
– Да, – оборвал он меня почти грубо и уставился в землю.
– Что с тобой? Ты же не думаешь, что это твоя вина?
– Здесь есть моя вина.
– Да что ты мог сделать?
– Знаешь, что нужно было капитану Рэндаллу? Ему нужна была моя задница. После того как меня высекли в первый раз, он навестил меня и предложил выбрать: или я позволю ему… делать с моим телом все, что он захочет, или меня высекут еще раз. Я почти согласился… Это будет хотя бы не так больно, решил я. Но накануне я видел моего отца. Нам не позволили поговорить, он подошел ко мне, погладил по щеке и поцеловал. Меня сразу же увели. Когда я говорил с Рэндаллом, этот поцелуй все еще горел на моей щеке. И я собрал остатки своей храбрости, а ее тогда было очень мало, посмотрел ему в глаза и послал его к черту. Он страшно разозлился тогда. Теперь ты знаешь, что нас связывает. И за что умер мой отец, – он вздохнул. – Я принес столько несчастий моей семье. И мне страшно возвращаться в Лаллиброк. Но теперь я не один, у меня есть ты. Мы поедем туда вместе. Ведь теперь Лаллиброк и твой тоже.
Мы долго молчали. Я чувствовала себя виноватой. Он собирается что-то менять в своей жизни из-за меня, а я собираюсь предать его при первом же удобном случае. Я смотрела на его грустную физиономию, и мне страстно хотелось погладить его по щеке, взъерошить эти рыжие волосы, прижаться к нему всем телом… Он как будто почувствовал мои мысли, и в следующий миг мы сжимали друг друга в объятиях.
– Какой ты колючий, – возмутилась я, когда его щека оставила чувствительные царапины на моем лице.
– Извини. Перед свадьбой Дугал дал мне бритву, но потом забрал. Наверно, он боялся, что наутро я перережу себе горло. А сейчас я ему нужен живым.
Он усмехнулся и продолжил царапать меня своей однодневной щетиной. Но я уже не обращала на это внимания. Я снова и снова отвечала на его страсть, не успевая удивляться остроте своих ощущений. Со мной никогда такого не бывало. Меня сжигало страстное желание отдаться ему целиком, раствориться в нем и забыть себя, уплывая на волнах блаженства. Я вскрикнула и задрожала… Он испуганно отодвинулся, спрашивая, что случилось. Его забота показалась мне в тот момент совершенно неуместной. Немного придя в себя, пока он обеспокоенно меня разглядывал, я поняла, что советчики не рассказали ему об одном из самых важных моментов. И мне пришлось просветить его, причем он слушал с раскрытым ртом. Я чувствовала себя немного гейшей, хотя мне и раньше приходилось читать мужчинам лекции. По большей части о том, что нужно делать с женщиной, чтобы ей было хорошо. Все-таки прогресс – великая вещь, думала я. В двадцатом веке мужчины по крайней мере знают, что женщина тоже может получать удовольствие от близости с мужчиной.
– Это удивительно. Мне кажется чудом, что твое тело может отвечать мне, что я могу разжечь в тебе страсть, – сказал он, смущенно улыбаясь.
Я не ответила. Мне самой это казалось чудом. Впрочем, я уже начала привыкать к разнообразным чудесам.
Мы провели еще два дня в блаженном уединении. Мы ели, спали, гуляли и занимались любовью. Нам никто не мешал, ничто не напоминало о событиях, происходивших за пределами нашего маленького мира. Если не обращать внимания на мой старомодный костюм, было очень легко вообразить, что я просто отправилась на уик-энд в заброшенную шотландскую деревеньку, где время течет по каким-то своим законам. А в воскресенье вечером – на автобус, потом на самолет, и домой.
Но вместо этого в понедельник прибыл Дугал со своей свитой и разом спустил меня с небес на землю.
– Сегодня я порадовал капитана, рассказав ему о вашей свадьбе. Жаль, не могу передать вам его поздравлений, госпожа Фрэйзер, они совсем не предназначены для дамского слуха, – сообщил он, цинично рассматривая Джейми и прихлебывая эль из большой кружки. – Я, кажется, понял, кого ты мне напоминаешь, парень.
Джейми смотрел на него исподлобья. Дугал озабоченно покачал головой, поднял глаза к небу – точнее, к закопченному потолку, – потом обратил свой взор ко мне и спросил доверительно:
– Ты когда-нибудь видела оленя в конце брачного сезона? Бедняги не спят и не едят неделями, едва успевая биться с соперниками и обслуживать самок. К концу сезона от самцов остаются кожа да кости и запавшие красные глаза. Они трясутся как паралитики, не трясется только их…
Последнее слово потонуло в раскатах хохота. Джейми подтолкнул меня к лестнице. К ужину мы не спустились, найдя более приятные развлечения.
В ту ночь я долго не могла заснуть, даже несмотря на успокаивающее присутствие Джейми. Я живо представляла себе отряд англичан в красных мундирах, который рыщет по окрестным деревням, чтобы доставить меня, живой или мертвой, в форт Уильямс. Я беспокойно ворочалась и вздыхала, то прижимаясь к Джейми, то отстраняясь от него.
– Это из-за меня? – спросил он внезапно, хотя я была уверена, что он спит.
– Что из-за тебя?
– Ты нервничаешь и не можешь уснуть. Ты жалеешь о том, что мы поженились? Ты не можешь быть со мной?
– С чего ты взял? – Более нелепого предположения я еще не слышала. – Боюсь, дружок, у тебя завышенная самооценка. Ты склонен преувеличивать собственную значимость. Я думаю не только о тебе, а еще и о капитане Рэндалле.
– Но тебе нечего больше бояться. У капитана есть и другие дела, кроме охоты за тобой. Он не тронет племянницу Фергюса, иначе ему придется сильно пожалеть об этом. Ты можешь быть спокойна, пока я рядом с тобой. Если, конечно, ты меня не ненавидишь.
– А мне казалось, что я очень удачно скрываю свою ненависть, – буркнула я. – Но ты, оказывается, такой наблюдательный.