«Что со мной?..»
Раскрыв журнал с расписанием мероприятий, я принялась изучать записи, но сконцентрировать внимание, конечно же, не получалось.
Сейчас я увижу его.
Услышу его голос.
Понимает ли он, что я знаю?..
А что я знаю?..
Будет ли лежать в одной из книг письмо? Или все предположения – глупость, а произошедшее – случайность?
Дверь скрипнула, я подняла голову, отложила журнал и вежливо поднялась со стула. С рыбацкой куртки Семена Григорьевича на потертый пол падали капли, и это на миг вернуло меня в тот день, когда я прочитала первое письмо. Взмах руки, и Колдун снял с головы капюшон. Кажется, его густая борода стала короче, или теперь я воспринимала этого человека несколько иначе… Нет, я и тогда не боялась, но все же образ был окутан наговорами, тайнами и мрачностью. Сейчас этого было гораздо меньше.
– Добрый вечер, – произнесла я на удивление ровно.
– Добрый, – ответил Семен Григорьевич и медленно подошел к столу. В его руках была все таже объемная сумка защитного цвета.
– На дворе дождь, а вы пришли…
– Завтра некогда будет, – без тени эмоций ответил он, и я отвела глаза, так как не смогла выдержать напряжения.
Что-то изменилось, и это чувствовалось сразу. Взгляд Семена Григорьевича стал более тяжелым и цепким. Похоже, он старался прочитать мою душу как книгу или хотя бы перевернуть первую страницу…
Я струсила и пожелала, чтобы в библиотеку зашел кто-то еще, но две улицы в Игнатьевке безлюдны, когда с неба на землю опускается стена воды… И в то же время я чувствовала нетерпение и представляла, как останусь одна, подойду к книгам и начну открывать семнадцатые страницы…
Между бровями у Семена Григорьевича присутствовала складка, добавляющая его лицу суровости. И я задалась совершенно ненужными вопросами: давно ли она у него и от чего появилась? После смерти родителей? После ухода жены?
Он отвернулся и уже привычно выложил книги на стол. Сборники фантастики, Марк Твен, Шолохов, Чарская, Паустовский… А я подняла руку и коснулась своей переносицы. Я никогда не задумывалась, есть ли у меня там складка? Появилась ли она после той ледяной ночи?..
– Киплинг немного потрепанный. – Семен Григорьевич достал последнюю книгу и резко застегнул молнию сумки.
Этот короткий, но тягучий звук стежками прошелся по моему сердцу. Я стояла неподвижно, смотрела на профиль Колдуна и не сомневалась ни на секунду, что письмо я найду именно в Киплинге.
– Спасибо. Этих книг нам очень не хватало…
Теперь я хотела, чтобы Семен Григорьевич не уходил сразу, а сказал что-то еще. Я вовсе не была готова остаться наедине с правдой. Я не знала, что с ней делать…
Он отодвинул высокую стопку бессмертных произведений от края стола и заглянул мне в глаза.
«Как же мне объяснить тебе, что ты не одна. Что я всегда рядом…» – пронеслось в голове, и я внутренне сжалась, стараясь не выдавать волнения.
– Пусть дети читают, – ответил Семен Григорьевич, чуть помедлил и направился к двери.
Когда шаги стихли, я взяла Киплинга и открыла семнадцатую страницу.
«И напугать тебя страшно, и промолчать. Никогда не думал, что смогу испытывать такие сильные чувства… В юности – да, но не теперь. И я постоянно боюсь, что тебя кто-нибудь обидит. Тебя нельзя обижать. Нельзя.
Где бы я ни был, что бы я ни делал, мысленно я всегда шагаю к твоему дому или к библиотеке… Как мало и как много нужно человеку для счастья…»
Все тот же почерк и старая дата в правом нижнем углу пожелтевшего листка.
Пальцы дрожали, и пришлось отложить письмо в сторону и сжать их, чтобы успокоиться.
В детстве я верила, что по ночам книжные герои оживают и спускаются с полок на пол. Они оглядываются по сторонам, тихо разговаривают, обсуждают последние новости, делятся переживаниями и мечтают. И вот сейчас я чувствовала себя именно такой героиней – сошедшей со страниц и имеющей всего несколько часов на иную жизнь. А утром с первыми лучами солнца нужно непременно вернуться в свою книжку…
Или совершить побег.
* * *
Еще никогда я так долго не задерживалась в библиотеке. Стрелка на часах приближалась к десяти, а я все придумывала себе работу и придумывала. Я то разбирала журналы, то стирала пыль с верхних полок стеллажей, то вновь подклеивала старые издания, то подготавливала очередную презентацию. Дождь перестал шуметь уже давно, но влажный воздух наполнял библиотеку, и мне все чудился стук капель и взволнованный шелест листьев.