— Расскажи о себе, — предлагает Пинки, одной рукой ловко вынимая из рук Киры телефон.
Девочка и не думает возмущаться. Просто пожимает плечами, и тоже с интересом смотрит на меня.
Я медленно краснею под двумя прямыми взглядами, и не знаю, что сказать. Что я девочка из гетто? Низший слой, плохие гены, желание сберечь в себе хоть что-то чистое и светлое, а в итоге променять все на самый грязный в жизни поступок за возможность учиться?
Мои руки мелко дрожат, зажав в руках горячую чашку. Не смогу. Это — мое личное, мои проблемы, и посвящать почти посторонних людей в это я не имею права.
— Все довольно скучно и обыденно. — Улыбаюсь, и делаю глоток чая, — было до тех пор, пока я не встретила мистера Эрона.
Бабушка с внучкой понимающе переглядываются.
— Да, он у меня такой, — с затаенной гордостью говорит Пинки, — может навести шороху. У Криса так было всегда — он умел увидеть ситуацию с таких углов, от которых у его начальства подкашивались ноги. Он мог бы сделать блестящую карьеру в полиции…
— Но? — поторапливаю, потому что правда интересно.
— Но… — эхом повторяет Пинки, и потирает виски пальцами, — слишком много ответственности он на себя берет, Элли. И самоуверен, чего уж тут. Иногда бывает, что желание контролировать все нахлестывает вместе с этой непрошибаемой уверенностью… И тогда случаются ошибки.
Я вижу, как тяжело дается женщине этот монолог. Будто ей, подобно моему, хочется спрятать боль за пустыми улыбками, но она с силой вытаскивает слова, потому что не может иначе.
Я чувствую, будто обманула — потому что на мое вранье передо мной открываются, впуская, кажется, в семейные секреты. Хорошо, что в следующую минуту Кира красноречиво зевает — и Пинки начинает выпроваживать нас из-за стола.
— Еще раз, Кира, где моя спальня?
— Там, — указывает взрослый ребенок, и я ловлю на ней задумчивый взгляд бабушки.
— Там? — как-то красноречиво спрашивает она.
— Ага, — не моргнув глазом, кивает внучка, и они как-то странно смотрят друг на друга.
— Ну… Там, значит, там, — наконец, говорит Пинки, и на лице Киры появляется широкая улыбка.
Хм, странное у этих двоих поведение. Но размышлять сил почти не остается, хочется поскорее лечь, поэтому, попрощавшись, бреду в указанную комнату.
Здесь тоже ничего лишнего — ни украшений, ни даже фотографии на прикроватной тумбочке. Аскетично, но все еще светло и чисто — а для меня это синоним уюта.
Странно, но я не нахожу своих вещей. Может, Кристофер не подумал занести их ко мне в спальню? Или просто забыл… Ладно, разберусь с этим завтра, сейчас так хочется спать…
Ныряю под одеяло, вдыхаю аромат стирального порошка — и тут же, укутанная в тепло и сытость, проваливаюсь в сон.
Когда ты живешь не в отдельной комнате, а всего-то за хлипким шкафом, и к твоему отцу среди ночи могут в любой момент нагрянуть друзья-собутыльники, твой сон становится на редкость чутким. И потому, когда я слышу звук приоткрывающейся двери, то уже выныриваю из сна, и совсем прихожу в сознание под тихие, крадущиеся шаги…
Резко распахиваю глаза, различая в темноте высокий мужской силуэт, и буквально подскакиваю в кровати.
— Твою ж! — ошеломленно давит силуэт голосом Кристофера, и в следующий момент у кровати зажигается ночник, — признаюсь, ты меня напугала, Динозаврик!
Очумело разглядываю только что вернувшего мужчину, и отмечаю, что он все еще в свадебном костюме. Взгляд на часы — два ночи.
Где он был все это время?
Горло царапает желание спросить, но усилием воли подавляю неуемное любопытство.
— Что вы тут делаете?! — а вот на возмущение имею право в полном объеме.
— Живу, вообще-то, — уже приходит в себя Кристофер, и невозмутимо расстегивает пиджак, — а вот твоя кандидатура в моей постели…
— Вашей?!
Мы несколько секунд смотрим друг на друга в полумраке комнаты. Я — в шоке, а Кристофер внимательно прищурившись.
— Мне сказали, что это моя спальня, — в растерянно рушу тишину между нами, и Кристофер задумчиво присаживается на край кровати.
— Кто сказал, Элли?
— Ваша дочка, — спотыкаюсь на секунду, почему-то думая, не сдаю ли я ребенка, — а Пинки подтвердила!
— Подтвердила, значит… — Кристофер ослабляет галстук, а затем снимает, и откидывает в сторону, — что ж, Элли, тебя жестоко обманули. Это моя спальня, твоя — дальше по коридору.
Теперь понятно, что за переглядки были у двух родственниц перед сном. Вот ведь!