— Я никогда не был вами недоволен! — вскричал, подскочив.
— Не кричите, — сказал я. — Здесь больница. И сядьте! — Он сел. Его толстые руки тряслись. — Ну, давайте говорите, кто меня очернил, кто вам внушил, что моя работа ничего не стоит!
— Ни один человек мне ничего подобного не внушал, Джимми, действительно никто!
— Прекрасно. Тогда слушайте внимательно, что я вам скажу: Коллинз не будет менять мои диалоги!
— Он же это уже делает! — хватая ртом воздух, сказал он плачущим голосом. Значит, он был еще хуже, чем я думал.
— Хорошо, — сказал я, — тогда заберите у него рукопись. Наш с вами контракт еще в силе. Пока я работаю с вами по контракту, вы согласно закону о профсоюзах не можете работать с другим автором. Скажите Коллинзу, что вам жаль. Это моя работа! Я хочу закончить ее! Или увольте меня, если вам так лучше! Тогда вы сможете взять столько авторов, сколько захотите.
Он тяжело дышал и молча смотрел на меня.
— Вы меня поняли?
Он кивнул.
— И то ж?
Он снова встал:
— Джимми…
— Сядьте!
Но он покачал головой и продолжал стоять.
— Джимми, я надеялся, что вы избавите меня от этого. Если вы отказываетесь признать Коллинза, тогда… — Он набрал в грудь воздуха, теперь глаза его действительно были влажными.
— Тогда…
— …тогда я вынужден вас уволить, — тихо произнес он и снова сел.
После этого мы какое-то время молчали.
— Теперь вы можете мне налить еще виски, — наконец сказал я.
Он наполнил стаканы, сделав он это так неуверенно, что немного янтарной жидкости пролилось на мою кровать. Мы выпили.
— Спасибо, — сказал я.
— Вы признаете Коллинза? — спросил он еще тише.
— Нет. Уже из одного самоуважения — нет.
— Тогда, тогда…
— Да, Джо, конечно. Вы рассчитаетесь со мной еще до конца недели.
— Вы злитесь на меня?
— Нет, — сказал я, — я почти влюблен в вас.
— Господи, что за ужасная профессия! В самом деле, Джимми, я ненавижу этот фильм! Я ненавижу его! Вы мне друг, и я должен вам это сказать! Теперь, если у вас будут проблемы… О нет, я должен! Что я мог сделать?
— К примеру, хоть раз иметь свою точку зрения. Не всегда верить последнему человеку, с которым вы разговаривали!
Он покачал головой:
— Ситуация гораздо хуже, мой мальчик! Здесь, в Мюнхене, я ни с кем не разговаривал, ни с кем.
— Тогда откуда появилось ваше решение избавиться от меня?
— Оттуда, — произнес он почти шепотом, — с побережья.
Мы всегда говорили «побережье», когда имели в виду Голливуд.
— А, — сказал я. Он был прав: это действительно было еще хуже.
— Вместе с сообщением о том, что перечислены деньги, пришло еще одно, — продолжал он, — и в нем говорилось, что я должен поручить Коллинзу переписать ваши диалоги. Должен, Джимми, понимаете? Вы можете посмотреть это сообщение, если вы мне не верите!
— Я вам верю.
— Я же простой исполнитель! Я должен делать то, чего от меня потребуют с побережья. Я перед ними отвечаю за все! Они же мне платят!
— Кто же это там прочитал?
— Что? — Он непонимающе смотрел на меня.
— Мой сценарий.
— Халлоран. Он дал экспертную оценку.
Халлоран был драматургом, очень добросовестным, честным и порядочным человеком. Люди Шталя очень доверяли ему, и я тоже. Он был неподкупным, умным и знал толк в своей профессии.
— И что же?
— Он сказал, что сюжет в порядке. Но диалоги не очень. — Два последних слова Клейтон произнес по-немецки. Я посмотрел на темный сад за окном и почувствовал, как широкой, тяжелой и ленивой волной снова накатила боль.
— Он сказал, что диалоги совсем плохие?
— Да, Джимми. Он сказал, что вообще ничего не понимает, вы же достаточно хороший автор, но в этот раз просто не справились. Работа рассеянна, бессердечна, поверхностна и пуста. — Я кивнул и ухмыльнулся. — Что он бы не советовал снимать фильм по сценарию в том виде, в каком он сейчас. — Моя голова сама кивнула, а мой рот сам ухмыльнулся, я казался себе куклой. — Мне очень жаль, — повторил бедный Клейтон.
— Это хорошо, Джо. Вы ничего не можете поделать. Конечно, это все неприятно. Но знаете, что самое неприятное? Что теперь я — о господи! Совершенно лишен уверенности! Кажется, у меня способности к самооценке! Я часто писал дерьмо, но тогда я сам знал, что это дерьмо! Только в этот раз, Джо, в этот раз, верите вы мне или нет, я надеялся, что написал хорошую книгу. Включая диалоги, которые нужно было только немного улучшить, немного! Я думал: они уж и так чертовски хороши! Собственно, об исправлении я говорю только из тщеславия! Чтобы услышать немного похвалы, понимаете?