Я не знаю, кто этот портрет там поставил.И кто так постарался, чтоб розы цвели…Может быть, это сделал какой-нибудь старецИли жрец старины из любимой Твери.
И на миг опрокинулось в прошлое сердце.И предстала воочию страшная ночь:Государь Император, упавший в бессмертье…И семья, не успевшая страх превозмочь.
Но меня поразила та встреча с Россией,Позабытой, ушедшей в забвенье свое.И слова, что прочел я, как будто просилиСнять вину с невиновных потомков ее.
Я летел по знакомой московской дороге.Осень тихо стелила осеннюю хмарь.И шептал я простые и горькие строки:«Простите нас, Государь…»
И душа опустилась печально в былое.И вошла в мое сердце чужая вина.Император, убитый своею страною…И пришедшая к покаянью страна.
«К знаменитому доктору…»
К знаменитому докторуДлинная очередь.И сидели в конце ееЖенщина с дочерью.
Были очень похожи ониИ красивы.Я подумал:«Наверно, они из России…»
По Твери мне знакомЭтот горестный образСинеоких красавиц —И скромных, и добрых.
Мама с дочерьюДолго и грустно молчали.Словно связаны былиОдною печалью.
Я намеренно встретилсяС ними глазами.И спросил: «Вы откуда?»«Да мы из Рязани…»
Это мама ответила мнеПо-родному.Будто были причастны мыК общему дому.
Она гладила дочериНежные руки.И шепнула в слезах мнеО страшном недугеСвоей девочки двадцатилетней.Когда сердце не знает,Что жизнь не бессмертна.
Я пытался разрушитьОтчаянье Лены,Хоть на миг ее вырватьИз страшного плена.
И с собою унесЕе светлое имя.Веря в чудо Иерусалима.
И поставил за ЛенуСвечу в Божьем Храме.
И продолжил молитвуСвоими словами…
«Не читают поэтов…»
Не читают поэтов…Хороших и разных.Наше смутное времяСводит книги на нет.А когда вдруг взойдетЧье-то имя, как праздник,То спихнут равнодушно егоВ Интернет.
И оно затеряется тамОдинокоСреди сайтов и блоговВ пустой болтовне.И лишится поэзияЮного БлокаИли скромного ФетаВ ленивой стране.
Памяти Андрея Вознесенского
России так тебя не хватает,Как морю замерзшему —Кораблей…На какой ты звезде коротаешьБессмертье души своей?
А я теперь общаюсь с тобоюЛишь через стихи твои.И встречи этиЛожатся больюНа сердце,Отданное любви.
Как жаль,Что при искренней дружбе нашейЛегко принимал я дни,Когда не звонил, не скучалИ дажеЖил без света друга —В тени.
А, впрочем, и ты пропадал пороюНадолго из жизни моей,Когда увлечен был пустой игроюСоблазнов, встреч и страстей.
И только Муза была превыше,Превыше разлук и обид.Стоят твои книгиВ печальной нише.И каждая славу твоюХранит…
«Рухнула великая Держава…»
Рухнула великая Держава,Пала в бездну пошлости страна.Нашу славу власть не удержала.Видимо, она ей не нужна.
И глядят печальноС книжных полокКлассики, учившие нас жить.Путь теперь к нимТягостен и дологСквозь попсу,Бесстыдство,Лесть и прыть.
Наше поэтическое времяНе вписалось в этот пошлый ритм.Я же навсегда останусь с теми,Кто талантом красоту творит.
«Мы жили рядом…»
Мы жили рядом,Но не в смысле дома.Мы жили рядомСердцем и душой.Наверно, я соседомБыл недобрым,Когда была тыСтолько лет чужой.
Не то, чтобы чужой,Скорей одной из многих:И почему я был настолько туп,Что не сумел увидетьВ наших встречах строгихПечальную влюбленностьГлаз и губ…
И только случай,А скорей судьба мнеВдруг обнажила таинство любви …
И до сих пор не затихает пламя,В котором сжег я те года свои.
Чужая осень
В Франкурте холодно розы цветут.В Москве зацветают узоры на стеклах.Наш «Бьюик» несется в багряных потемках —Сквозь сумерки строгих немецких минут.