– Разве не мог Родион купить струну в магазине... Кстати, не так уж и много магазинов, где можно купить гитарную струну, надо бы обойти их...
– Кому нужно, тот пусть и обходит... Но этого мало, струну купить. Нужно еще петли на концах сделать...
– Может, Родион и сделал...
– Не исключено. Хотя не думаю... Легче инсулин купить, чем удавку сделать. Вколол сверх дозы – и все...
– Ну, он мог этого не знать.
– Там еще один момент был. Моносееву душили по всем правилам военной науки. Когда разведчик часового снимает, он удавку на него набрасывает, затягивая узел, тянет на себя, бьет в спину, чтобы свалить с ног, а на земле уже дожимает... На пояснице потерпевшей я видел кровоподтек, возможно, от удара. Хотя, конечно, я могу ошибаться. Но чувствуется, что работал профессионал, служивший в армии...
– А бывший муж покойной в армии служил?
– Чего не знаю, того не знаю.
– Узнаем... В общем, я думаю, что его нужно брать.
– А санкция есть?
– Надо позаботиться.
– Этим пусть следователь занимается, – без всякого энтузиазма парировал я.
– Его еще не назначили. А мы по горячим следам работаем.
– Желаю удачи.
– Я не поняла, вы что, товарищ капитан, отказываетесь работать?
– Ну, если санкция нужна, могу посодействовать. А на задержание ехать отказываюсь.
– Почему?
– А если этот Родион профессионал? Может, он в каком-нибудь элитном спецназе служил, может, с трех рук стреляет? А я жить еще хочу.
– Вы что, боитесь? – обличительно вытаращилась на меня Бесчетова.
– Ну да. Нормальным человеком решил стать. А нормальные люди под пули не лезут. Тем более когда им всего два года до пенсии осталось.
– Но тогда за вас кто-то другой на это дело пойдет. И вам что, не будет стыдно?
– Воспитывать меня собираетесь? Что ж, я не против. Только говорите потише, а то я засыпаю.
– Я вижу, что вы засыпаете, – неприязненно оттопырив нижнюю губку, гневно сказала капитан. – И ваше отношение к службе вижу... Ведете себя как трус и еще воображаете из себя что-то! А если хотите спать, пожалуйста, идите домой, проспитесь!
– А если у меня работа? – безнадежно скучным тоном спросил я.
– Оставьте свою работу для других. Для тех, кто ее более достоин!
Похоже, она всерьез собралась воззвать к моей совести. Ну до чего же наивными бывают люди!
– Очень рад, что у меня такой заботливый начальник. До завтра!
Бесчетова недоуменно смотрела, как я поднимаюсь и поворачиваюсь к ней спиной. Неужели она действительно рассчитывала, что я всерьез проникнусь внушаемой мне моралью?
Моя «Нива» со вчерашнего дня стояла на стоянке перед зданием РОВД, трогать я ее не стал, потому что всерьез вознамерился поправить свое здоровье холодным пивком.
Солнце сегодня разошлось не на шутку. Начало лета, но жара такая, что через подошву чувствуется, как нагрелся асфальт. И ветра нет – выхлопы проезжающих машин стелятся над землей, миазмами расползаются от дороги, растекаются по тротуарам. А вокруг – каменные коробки домов, редкие тополя, с которых вместо прохлады срывается раздражающий пух... Сейчас бы в деревню, в освежающую сень шелестящего леса, бегом к реке, скинуть одежду и с разгона в холодную воду, взмылить руками глинистое дно, с шумным фырканьем вынырнуть и заорать от счастья во всю мощь своего голоса...
Но сегодня мне пришлось довольствоваться летним кафе, столиком под тенистой кроной старого вяза и двумя кружками студеного «Туборга». Я не стал крепить водкой бархатистую мягкость оживляющего напитка, поэтому домой пришел в ясном сознании. Укол совести лишь слегка царапнул душу и не смог прогнать сон, встряхнув меня изнутри. Я мгновенно заснул.
Встал рано утром, с легкой головой, размялся перед открытым окном, освежился под холодным душем, соорудил пару бутербродов, заправился кофе и отправился на службу.
Там я и узнал, что вчера ночью был задержан бывший муж гражданки Моносеевой. Рабочий день еще не начался, а Вадим Агранов уже допрашивал его.
Я зашел в его, верней, в наш общий кабинет и увидел невысокого худосочного мужчину с большими навыкате глазами и маленьким ртом. Он сидел на стуле, забросив обе руки назад, за спинку – со стороны могло показаться, что его запястья стягивают стальные браслеты. Но не было никаких наручников, зачем же тогда этот тип изображал из себя жертву? Может, он и в жизни ведет себя как непризнанная невинность...