- Вечно ты все испортишь, - Бестерева несильно стукнула меня тетрадкой. - Зато она теперь по поводу Балдурина приставать не будет. Кстати, как твоя "няшка"?
- Какая?
- Балдурин.
- Он не "няшка", - я скорчила рожу. - Он лучше этого Андрея, и судя по твоему описанию, куда симпатичнее. И талантливее.
- Ух, как она заговорила, - Бестерева вся подобралась, словно почуяла богатую добычу. - Откуда же у нас такие познания о его талантах?
- Просто я наблюдательная, - я поняла, что сболтнула лишнего. Сейчас посвящать Бестереву в свои переживания было бы верхом глупости, ведь только недавно я заявляла, что Балдурин мне не нужен и ничего я к нему не чувствую. На деле же все выходило так, как приказало сердце. А оно млело от прикосновений рук и губ этого парня.
- Э-гей, ты с нами? - Юля помахала рукой перед моим лицом. - Ты где витаешь?
- Подумываю о том, что надо бы сделать французский маникюр, - и я с преувеличенным вниманием стала рассматривать свои ногти. Подруга только насмешливо фыркнула. Пусть так, лишь бы сейчас не пыталась вытянуть из меня каких-либо неосторожных замечаний. Мне сегодня еще силы потребуется, чтобы пережить консультацию у Григория Петровича и свидание с Димой. Однозначно надо будет брать "помощь зала" или делать "звонок другу", если сегодня мои выкладки научнику не понравятся, а переделывать уже так лень, к тому же я просто "замылила" себе взгляд, просматривая текст диплома каждый вечер. Да и Балдурин любезно предложил свою тушку в качестве эксперта по английскому.
- Не спи, лекция уже пять минут как идет, - раздался сбоку шепот Бестеревой, за которым последовал жестокий толчок в бок. - Звезды что ли через потолок считаешь?
- Нет, план "Барбароса" в десятый раз пересчитываю, чтобы не облажаться как Гитлер на подходе к Москве, - буркнула я и уставила на преподавателя.
Состояние после пары было тяжелые, словно пудовая гиря. Я ощущала неприятное внутреннее беспокойство, причины которого упорно отказывались находиться. Похожее состояние бывает перед экзаменом, когда ты уже стоит перед столом преподавателя, вручая ему зачетку и вытягивая билет. В этот момент по спине снежной лавиной проносится холод, в животе сворачивается тугой узел, холод перебирается под ребра, оттуда - на горло, а затем уже - на волосы, которые начинают тут же седеть, едва глаза прочитывают вопросы в билете. Подобное состояние у меня было на первом курсе, когда я только начинала понимать, как правильно учиться в университете и сдавать сессии. Обошлось без седых волос, но память о неприятных ощущениях осталась навсегда. Я с завистью посмотрела в след уходящей парочке воркующих голубей Бетерева-Никитос и направилась к кафедре иностранных языков. Хорошо этим балбесам, их темы дипломов полегче, и научники их так не достают разными переделками и придирками. Господи, где ты нарыл для меня такие мозги!!! Что-то я устала себя чувствовать умной, может прикинуться "настоящей блондинкой"? "А как же твоя мечта? Работа, карьера, другие страны?" - не вовремя подал голос разум. Я тут же скуксилась, перестала внутренне ныть. Даже и возразить ему нечего, только то, что именно сейчас у меня нет никакого желания учиться. Нда, беда...
- Привет, что такая печальная? - раздался над ухом знакомый голос, но он был настолько неожиданен, что я почти подпрыгнула. Федор Балдурин, собственной персоной! Стоит и подпирает стенку напротив двери преподавательской!
- Тв... Ты зачем меня пугаешь?! - я вовремя прикусила язык, дабы не шокировать своего "ботаникуса" некондиционным русским.
- Извини, пожалуйста, - Федька улыбнулся и поцеловал меня. - Я думал, ты меня увидела.
- Задумалась, - я улыбнулась в ответ. Захотелось, чтобы он еще раз меня поцеловал. Правда, целоваться рядом с преподавательской - не совсем прилично, но мы же студенты.
- О чем?
- О том, как жизнь не справедлива, - вздохнула я. - Все уже ушли, а мне еще с Григорием Петровичем общаться. Что-то написание диплома перестает быть веселым и увлекательным занятием.
- Диплом - штука одноразовая, - философским тоном изрек Балдурин, чем вызвал у меня смешок. - Один раз написал-защитил - и забыл.
- Угу, ты сейчас диплом приравнял к презервативу, - расхохоталась я и тут же прикрыла рот ладонью. Все-таки на кафедре находимся, как-никак.
- Э... у диплома миссия важнее! - попробовал выкрутиться Федька, но я продолжала смеяться в кулак:
- У презерватива тоже. Чтобы такие как я и ты без проблем защитили пресловутый диплом!!
Мой смех остановило выражение глаз Балдурина, которые я вдруг четко увидела сквозь толстые линзы очков. Он смотрел на меня очень внимательно, даже пытливо, словно пытался найти в моем лице что-то до сих пор не открытое наукой. Казалось, что еще чуть-чуть - и ему это удастся, он совершит открытие века. Я соорудила на лице серьезное выражение, приблизилась к лицу Балдурина и шепотом спросила:
- Ты тоже его заметил?
- Кого? - выражение глаз особо не поменялось, но губы Федьки дрогнули в улыбке. Он понял мой маневр.
- Прыщик на лбу, - еще тише проговорила я, почти в губы парню. - Между бровей, видишь? Еще с утра выполз, гад такой, всю картину Малевича испортил.
- Нет, не заметил, - между нашими губами остался миллиметр, и это было уже заслугой Балудурина, - я не замечаю в тебе недостатков, потому что их просто нет.
Я закрыла глаза, и ощутила легкое прикосновение горячих губ парня к своим. Просто прикосновение, словно мы соприкасались пальцами, словно слепой ощупывал лицо человека, который решил ему помочь. Забыв про научника, про кафедру, да вообще про все на свете, я кинула рюкзак на пол и обняла Федора. Почему-то сейчас мне захотелось прижаться к нему всем телом, ощутить его сильные руки, что еще два дня назад ввергали меня в шок и бешенство.
- Тебе идти надо, - щекоча своим прикосновение, прошептал мне в губы Балдурин. Будь я на большем расстоянии от него - обязательно бы стукнула за такое издевательство, но приятная тяжесть в виде кольца его рук на моей талии давила не только на почки, но и на мою задиристость. Сейчас я была покладистой белой кошечкой, которой хотелось только теплой ласки от рук заботливого хозяина.
- Еще одна подобная пакость, сказанная тобой, - я ухватила нижнюю губу Балдурина зубами и чуть потянула на себя, - и останешься без языка.
- Предлагаешь спрятаться за семью замками? - Балдурин неожиданно повернулся на сто восемьдесят градусов, и я оказалась прижатой к стене.
- Нравится ощущать себя хозяином положения? - я ухватила ботаника за ворот толстовки и потянула на себя. - Тогда для этого тебе придется доказать мне, что ты сильнее.
- Обязательно, иначе жизнь станет снова серой и скучной, - Федор опять улыбнулся. Где он столько смешинок берет?
- А что, она может быть такой?
- Угу, может. Но если добавить катализатор в виде Лили Коралловой, серость разрывается на тысячи кусочков и прячется по углам.
- Философ блин, - усмехнулась я. Приятно осознавать, что для кого-то являешься ярким пятном в жизни. Главное, чтобы не жирным.
- По философии у меня было пять, - глубокомысленно произнес Федор, - поэтому я иногда люблю поразводить...
- Всякую бредятину, - закончила я. - Если ты сейчас не перестанешь делать мои волосы еще темнее - я точно уйду за дверь, что за твоей спиной.
- А что же тогда делать? Как тебе задержать еще на мгновение?
- Глупый риторический вопрос. Тебе показать или сам догадаешься?
Дважды просить не пришлось. Хорошо! Хорошо-то как!
Всю консультацию у Григория Петровича я просидела, глупо улыбаясь. Научник периодически кидал на меня удивленно-недовольные взгляды, как будто не понимал, над его словами я так улыбаюсь, или вообще не слушаю. А я вспоминала тот поцелуй, после которого мы все-таки разбежались по своим делам. Я, раскрасневшаяся от приятных ощущений, нырнула за дверь преподавательской, а Федька, чуток мною растрепанный, завернул за угол и потопал по своим делам. Я тогда еще не могла понять: вроде бы просто целовались, но от ощущений голова кружилась, и в груди щемило, и в животе сворачивался узелок. Мне было очень хорошо и поэтому расцеплять руки, замком сомкнутые на шее Балдурина, пришлось усилием воли. Не отпустило меня и в преподавательской, где все пропахло наукой, знаниями и глубокой философией зарубежной литературы, и вроде бы должно было настраивать на серьезный лад, но, тем не менее, я продолжала витать в облаках.