Лорд Харрат подошёл к калитке свистнул приглушённо и странно, с переливом, прислушался. Арха никакого ответа не услышала, но хаш-эд кивнул довольно, сунул руку куда-то за решётку забора и в сторону. Калитка, приглушённо скрипнув, открылась.
- А разве стражи тут нет? - шёпотом спросила лекарка, цепляясь за рукав Шая.
- Мы тут сами стражей сколько лет были! - ухмыльнулся демон.
- То есть вот так просто любой может зайти к императору в гости?
- Ну, не любой, конечно, но может.
Ирраш, обернувшись через плечо, раздражённо цыкнул. Пришлось лекарке придержать любопытство, идти молча.
Если Арха когда-нибудь и представляла себе императорское жилище, то совсем не так. Она-то ждала лепнины с позолотой и прочих роскошеств, а увидела унылые, даже убогие строения. Рассохшиеся двери, скучные коридоры, чем-то напоминающий подъезд в доходном доме. Тут тоже было довольно темно: фонари, хоть и магические, светили тускло и расположены были довольно далеко друг от друга. Каменные полы тут не мыли и не подметали уже пару лет, а, может, и больше. Ступеньки лестниц надсадно поскрипывали и откуда-то тянуло подгоревшим луком. И опять-таки: кругом не души.
- Сейчас выйдем в личные покои императрицы, - едва слышно предупредил Шай.
- Отсюда? - поразилась Арха.
Но, как оказалось, удивлялась она зря. За очередной довольно обшарпанной дверью и тяжёлыми портьерами, в которых ведунья, конечно, немедленно запуталась, находилась роскошная гостиная. Впрочем, убранство особняка Харратов с этой комнатой могло и поспорить. А ещё лекарке примерещилось, что это помещение она уже когда-то видела. По крайней мере, демонята с крыльями и обилие нарисованных гирлянд из розочек казались узнаваемыми.
Обойдя кривоногий диван - света из громадного, от пола до потолка окна как раз хватало, чтобы мебель разглядеть - Арха подошла к стене, потрогала пальцем позолоченный деревянный виток панели. И отряхнула руку о подол, хотя никакой пыли тут и в помине не было. Просто до лекарки дошло: дом, в котором она теперь жила, наверное, тоже императрица обставляла. Впрочем, тогда она короны, конечно, не носила.
- Вы не одобряете мой вкус, милочка? - раздался из темноты хриплый, скрипучий с противным пришепётыванием голос.
Арха вздрогнула, резко на пятках развернувшись. Испугалась не она одна: кто-то приглушённо охнул; кто-то громко шаркнул по паркету, выругался, наверное, наткнувшись на мебель; звякнула сталь.
- Нет, мыслей я не читаю, - шелестяще хихикнув, заявил призрачный голос. - Это просто опыт. Опыт и много-много прожитых лет. Вы поморщились, вот мне и подумалось, что наши вкусы разнятся. Кстати, никаким особым зрением я тоже не обладаю. Знаете, чем ближе Тьма, тем меньше света требуется.
- Вы кто? - не выдержала Арха.
- Не хорошо, не вежливо. Родственников следует и по голосу узнавать.
Сухо щёлкнуло кресало, высекая искры, затеплился крошечный огонёк, потом ещё один и ещё. Тёплый оранжевый круг света от зажженных свечей пополз, разрастаясь, обрисовывая тёмную женскую фигуру. Вернее, даже и не женскую, а старушечью: сгорбленную, скособоченную и руки у неё заметно дрожали - пламечко в пальцах подпрыгивало.
- Так лучше? - снова хихикнув, поинтересовалась карга и медленно обернулась, держа канделябр так, чтобы свет ей на лицо падал.
Арха охнула, отступила, упёршись в Дана. Демон её поддержал, обнял, прижимая к себе, словно защищая.
- Ваше императорское Величество? - не то спросил, не то приветствовал хаш-эд.
- Зачем же так официально, сынок? - Демонесса неловко уселась в кресло, поставила подсвечник рядом, сложила руки на животе. - Или такая мать тебя не устраивает?
- Меня вообще моя мать не устраивает, - отрезал демон. - В любом обличии.
Про другие обличия дановской матушки лекарка ничего сказать не могла, но это и её не устраивало. Демонесса даже и на старуху-то походила мало. Скорее уж на труп, высохшую мумию: пергаментная кожа прилипла к скелету и было её чересчур много, наверное, потому, что от мышц ничего не осталось. Сквозь слишком уж редкие волосы просвечивал череп, даже на костяных швах у основания рогов каждую шишку видно. А улыбалась императрица пустыми младенческими дёснами. Лишь глаза у неё и жили: тёмные, блестящие. Они-то больше всего жути нагоняли.
- Вот так, - всплеснула костлявыми ручками чудовище. - Заботишься о нём, заботишься, собственной жизни не жалеешь. А в ответ никакой благодарности!