- Что это всё неважно? - пискнула Арха, обеими руками вцепившись в подол.
Ещё не хватает свою трусость продемонстрировать! И так полной дурой себя выставила, попрошайкой. Пусть рычит, сколько ему вздумается.
- Нет, другое! - потребовал лорд Харрат.
- То, что тебя люблю? А это новость? Разреши, я пройду. Мне надо...
Что ей там надо, никак не придумывалось. Да он, кажется, все её надобности благополучно мимо ушей пропустил. Смотрел сверху вниз, а у самого физиономия каменная. И не понять, о чём думает.
- Новость, - эдак медленно головой кивнул. - Для меня это новость.
- Ну да, я раньше такого никогда не говорила! - фыркнула лекарка.
- Говорила. Давно, - наклонился, руки ей на плечи положил, будто хотел разглядеть что-то. - Я был уверен, у тебя уже прошло.
- Ты дурак?! - не успев даже подумать, выпалила Арха. - Это что, по-твоему, насморк? Да и с чего ты взял-то?
- С того, что ты мне не веришь, не доверяешь. С того, что ты перестала меня ждать. Ты не рада, когда я рядом. Тебе это всё не нравится, но другого я дать не могу. Тьма, я даже не понимаю, чего нужно! Я узнаю, что с тобой происходит от Адина с Шаем! Вы запираетесь в этой своей... - Дан скривился, словно из последних сил сдерживаясь. - В этой своей женской компании, а потом Ллил объявляет Иррашу об отъезде. И ты сбегаешь из-за.... из-за ничего! Что я должен думать?!
Лорд встряхнул лекарку - чувствительно.
- А спросить? Ведь, кажется, смысл вопросов в том, чтобы ответ получить, нет?
Тяжесть, заставляющая плечи горбить, наполняющая голову свинцом и делающая ноги каменными, делась куда-то, будто её и не было вовсе, ничего после себя не оставила. Комната словно чуть качнулась и на место встала, но совсем другой: свечи горели ярче, и от углей в почти погасшем камине тянуло теплом. А розы, стоящие в высоких вазах, на самом деле пахли - хоть и едва заметно, зато по-летнему.
А вот лорд Харрат ничего такого не замечал. В глазах у него настоящее пламя бушевало, зрачки вытянулись в нитку, но за этими щелями притаилась Тьма. И это было совсем не страшно.
- Что я должен спросить?!
- Давая, я научу: ты меня любишь? Всё очень просто, совсем не сложный вопрос: ты меня любишь?
- Я не...
Арха настолько осмелела, что хихикнув, зажала хаш-эду рот ладошкой.
- Я тебе не спрашиваю, а учу, как надо. Понял?
Дан кивнул, но не слишком уверено. Собственно, от него ничего больше и не требовалось. Да и кивок-то на самом деле был лишним. Потому что всё действительно очень просто: потянуться, обнять за шею, заставить наклонить голову - всё-таки он слишком здоровый. А дальше и усилий никаких не требуется. Всё знакомо. Всё сотню, а может, и тысячу раз случалось. Но от этого оно не становилось менее... новым. Ведь каждый раз незнакомо, не опробовано.
Или так действительно не случалось? Никогда раньше первое прикосновение не было таким растерянным, будто он ещё не понимает, что, собственно, происходит. И дальше тоже не слишком уверенно, словно разрешения спрашивая: можно, ты, правда, этого хочешь? Нам же ещё что-то надо... Решить? Сказать? Определиться...
Ну а дальше так, как раньше и всё равно по-новому. Он требует и спешит - всегда поначалу спешит, словно ему убедиться нужно: «Ты моя!» - «Твоя...» - «Ты принадлежишь мне!» - «Только тебе» - «Только мне?!» - «Зачем ещё кто-то, если у меня уже есть самый лучший демон?»
Ревущее пламя нужно успокоить, иначе оно тебя в пепел сожжёт, само того не понимая. Унять руками, взглядом - он требует, чтобы смотрела, ведь ему нужно убедиться. И вот оно, новое: бушующий костёр чуть отступает, подаётся назад: «Я на самом деле тебе нужен?» Нет, сомневающийся в себе пожар - это совсем не смешно. Это что-то такое, отчего сама гореть начинаешь. Не сгорать, а гореть, выплёскиваясь на него лавой. Ты можешь требовать - и требуешь, берёшь, спешишь. Потому что никогда раньше не догадывалась, что и он принадлежит тебе, ты тоже можешь подчинить, и пожар подчинится.
Всё так просто, всё безумно просто. Достаточно всего одного вопроса, хватает одного ответа, а, порой, и того не нужно. Кто так придумал? И почему тот, кто придумал, не объяснил, что всё настолько просто? Или объяснил, тысячу, миллион раз объяснял, да не понимали, слушать не хотели?
Пламя бушует и не определить, чьё оно: твоё или его. Общее, наверное. Оно ревёт драконом, пожирая всё лишнее, а лишнее все, кроме тебя и него, взрывается фейерверком искр и...
И остаётся только пустая тишина, в которой живёт лишь грохот пульса - одного на двоих. А ещё шершавая, жёсткая ладонь под щекой. И красноватый отблеск на полированном изгибе рога. И тяжесть - совсем необременительная, наоборот, уютная, как одеяло. Хотя, конечно, он гораздо тяжелее любой перины.
Нет, эта тишина совсем не пустая, в ней много всего.