- Арха!
- Оставь её в покое! - другой голос, но тоже рычащий, только ниже гораздо.
Знакомый.
- Да иди ты во Тьму!
- Я не могу. Я ничего не могу... - может, если это сказать погромче, от неё отстанут, до них дойдёт? Ведь сейчас ничего, кроме тишины не надо. И темноты, чтобы совсем не видеть.
Ей не вздёрнуло - подбросило вверх, прямо к жёлто-зелёным, зло прищуренным глазам.
- Ты лекарка! - рявкнули прямо в лицо. Показалось, что чужое дыхание сейчас брови спалит, таким горячим оно было. - Лекарка, мать твою! Дашь ему сдохнуть? Шаю дашь сдохнуть, тварь?
Её отпустили, а, может, отбросили. Земля так врезала по коленям, что зубы клацнули. Пальцы зарылись в рыхлую пыль, сгребли траву. Оранжевая букашка раздвинула жёсткие крылья, как ножницы, выправила слюдяные подкрылки. Взлетела, деловито жужжа, едва не чиркнув Арху по носу.
Глава двенадцатая
Женщина сначала не думает, а потом думает, почему она не думала, когда надо было думать.
(Из наблюдений старого ловеласа)
Момент засыпания начинаешь ценить только тогда, когда понимаешь, что он умудрился бесследно из памяти выпасть. Вот так открываешь глаза, а в голове на месте вчерашнего вечера чёрная-пречёрная дыра. Паника осталась, беспокойство на месте, уверенность: ничего не получится - тут. Но в какой именно момент и с чего вдруг решила отдохнуть, только Тьма, может, и знает.
А за окном солнышко светит, кусочек неба синим подмигивает, тёплый ветерок занавеску пузырём надувает. И на фоне этакой красоты шавер стоит, исподлобья зенками жёлтыми свербит - мрачный и хмурый. Впрочем, как всегда.
- Ты в обморок упала, - неприязненно, по слогу слова цедя, буркнул Ирраш, - как я и предсказывал.
Арха охнула, рывком на постели села. И ещё разок охнула - на этот раз от того, что голова закружилась, да спину, будто колом вставшую, закостеневшую негнущейся пластиной, болью прострелило. Но первым делом ведунья не за голову и не за поясницу, а за живот схватилась.
Живот был на месте, никуда не делся. В ладонь толкнуло тихонько, успокаивающе.
- В порядке всё, - словно бы против собственной воли, успокоил лорд Нашкас, - ведьма недавно заходила, проверяла.
- Долго я?.. - спросила лекарка.
Вернее, хотела спросить, да вышел только хрип невнятный.
- Почти двое суток, - ответил сообразительный шавер,.
- А как... там?
Имена выговариваться не желали. И не только потому, что в горле пересохло, а на язык какой-то шутник кремниевого песка насыпал. Страх, на время притаившийся, сделавший вид, будто его вовсе нет, выглянул из темноты, напомнил о себе ледяным комом, в которое сердце смёрзлось - и как только умудрялось до сих пор биться?
- Более или менее, - дёрнул плечом демон. - Шая ночью лихорадило, но к утру прошло.
Сердце все-таки продолжало работать, хоть и не слишком уверенное, хочется ли ему это дальше делать. И дышать, оказывается, Арха ещё вполне способна.
Лекарка, кряхтя древней бабкой, одной рукой трепетно к груди простыню прижимая, а другой придерживая готовую развалиться поясницу, подтащила собственное тело к краю кровати, свесила ноги, и на этом решимость закончилась. Уж больно ныли мышцы, даже те, о существовании которых ведунья раньше не подозревала.
- Помочь? - на её мучения полюбовавшись, предложил демон.
- Что ты! - испугалась Арха, пытаясь разодрать пальцами сбившиеся в колтун волосы. - Испачкаешься ещё об тварь-то.
- Ну, извини, - без малейшего раскаянья, бросил Ирраш.
- И не подумаю, - мстительно заверила лекарка.
Шавер помолчал, трогая языком явно качающийся клык. Раньше такой привычки за ним ведунья не замечала. Впрочем, в последнюю их встречу скула у лорда тоже была целой, не свезённой, да и глаз подушкой не заплывал. Но кого нынче фингалами да ранениями удивишь? Лестницы в демонических домах все, как одна подлые, скользкие.
- Надо было по роже дать? - вдоволь намолчавшись, светски осведомился Нашкас. Арха глянула, продемонстрировав собственное умение выразительно исподлобья смотреть. - Иначе ты бы и дальше только сопли пускала и выла! - вызверился демон.
Мокрое под ладонями, хлюпающее. Пальцы слипающиеся, как от сахарного сиропа - кровь свёртывается слишком быстро. Чужое дыхание - громкое, булькающее, как будто в груди демона не лёгкие, а пузыри с мыльной пеной. Раны темнеют жадными раззявленными пастюшками, из которых жизнь вытекает. Не по капле - шустрыми суетливо-деловитыми ручейками.
Уверенность, твёрдая, непоколебимая, огромная, как скала: ничего не выйдет. Без дара, без магии, даже без снадобий не получится ничего!