Лоусон с огромным усилием сумел заговорить.
— Я остался… человеком. Остался.
— Нет, не остался, — снисходительно прошептала она ему на ухо. — Ты гораздо больше, чем человек. И со временем… когда ты дашь себе полную свободу перевоплощения, ты поймешь, что значит быть богом.
Щелкнул пистолет.
Ствол ремингтона поднялся и направился прямо в голову Ла-Руж.
Лоусон, не помня себя — словно создание его пребывало на границе самого ужасного ночного кошмара — потянулся в сторону и оттолкнул ствол.
Ла-Руж улыбнулась.
— Эту мы обратим вместе, — сказала она ему. — Или, может, хочешь убить ее прямо сейчас? Решай сам. Но, прошу, не медли, потому что я очень голодна.
Лоусон чувствовал, как две силы столкнулись внутри него в жестокой схватке. Он ощущал в дыхании Ла-Руж пульсацию веков. Он осознавал, как с каждой секундой все сильнее разрушаются души в этой грязной, заплесневелой могиле. Бог, подумал он, способен жить вечно, сильный и яростный, вечно молодой, по крайней мере, с виду… вечно дикий и свободный.
Она была права, говоря это, и вот она — здесь, прямо напротив, предлагает ему вечность, которую уже успела попробовать на вкус.
Медленным движением руки он расстегнул свое черное пальто.
Затем — столь же медленно — расстегнул свой красный жилет.
Горящим концом сигары он зажег показавшийся кончик фитиля, что был подключен к восьми динамитным шашкам — по четыре с каждой стороны — в небольшом кожаном чехле, закрепленном у него на шее под рубашкой. Именно это он просил отца Дейла раздобыть для него перед тем, как покинуть Новый Орлеан. Он представлял себе, как выглядел священник, покупая восемь взрывоопасных цилиндров у своего поставщика. Но отец Дейл умел быть убедительным, поэтому с легкостью справился с этой задачей и отправил посылку Лоусону в отель «Святилище».
Фитиль вспыхнул и заискрил.
Ла-Руж изумленно посмотрела на неожиданный источник света, глаза ее изумленно округлились. Здесь было достаточно взрывчатки, чтобы взорвать ее и каждую тварь в этой комнате, расщепить их на куски, из которых они никогда не сумеют вновь собраться воедино.
Тревор криво усмехнулся.
— На горячую сковороду надо прыгать хорошо промасленным.
— Что? — выдохнула Ла-Руж, ярость начала резко подниматься в ее голосе.
Тревор оглянулся на Энн, которая, как и все присутствующие, застыла в растерянности и не решалась пошевелиться.
— Беги, — твердо приказал он, быстро отдав ей свой второй кольт. — Ты еще можешь.
А затем Лоусон схватил Ла-Руж, яростно прижав ее руки к бокам, а остальные вампиры ахнули от неожиданности: никто из Темного Общества даже представить себе не мог, что можно выбрать смерть вместо вечной жизни и поступить так.
Тревор спустил с поводка и собственную ярость. Его рот раскрылся, нижняя челюсть выдвинулась, из верхней выскользнули клыки, и он впился в шею Ла-Руж, почувствовав, как черный и тягучий ихор потек в его горло из небольших ранок. Он вкусил ее — это было самое горькое вино, которое он когда-либо пробовал — но продолжал жадными глотками пить. По расчетам Тревора, до взрыва динамита оставалось меньше минуты.
Казалось, великое множество событий произошло в одно мгновение, когда все очнулись от шока.
Ла-Руж была сильна и не собиралась сдаваться, поэтому боролась дико и отчаянно. Она зашипела и начала яростно пытаться сбросить с себя Лоусона, словно двигаясь в ожесточенном танце. Некоторые вампиры попятились назад, не желая стать жертвами взрыва, другие бросились вперед.
Энн застрелила огромного лысого мужчину прямо в голову, прицелилась в Мельхиора, но промахнулась, потому что он резким движением, превратившим его в размытое пятно, метнулся в сторону и попытался атаковать ее. Следующий выстрел тоже не достиг цели — даже с расстояния не более нескольких футов — и Энн бросилась к ближайшему окну. Рука ухватила ее за шею и дернула назад, развернув в противоположную сторону, и, столкнувшись лицом к лицу со своим нападающим, девушка обнаружила, что это не Мельхиор, а совсем юный мальчик, которому на вид было не больше шестнадцати, с песочными спутанными волосами, милым личиком… и хищными красными глазами, горящими адским огнем. На его светло-голубой рубашке запеклась чужая кровь. Клыки мальчишки готовились впиться в горло Энн, и она, не отдавая себе отчета, резко выстрелила ему в голову, приставив ремингтон к его подбородку.