Лоусон чувствовал, как две силы столкнулись внутри него в жестокой схватке. Он ощущал в дыхании Ла-Руж пульсацию веков. Он осознавал, как с каждой секундой все сильнее разрушаются души в этой грязной, заплесневелой могиле. Бог, подумал он, способен жить вечно, сильный и яростный, вечно молодой, по крайней мере, с виду… вечно дикий и свободный.
Она была права, говоря это, и вот она — здесь, прямо напротив, предлагает ему вечность, которую уже успела попробовать на вкус.
Медленным движением руки он расстегнул свое черное пальто.
Затем — столь же медленно — расстегнул свой красный жилет.
Горящим концом сигары он зажег показавшийся кончик фитиля, что был подключен к восьми динамитным шашкам — по четыре с каждой стороны — в небольшом кожаном чехле, закрепленном у него на шее под рубашкой. Именно это он просил отца Дейла раздобыть для него перед тем, как покинуть Новый Орлеан. Он представлял себе, как выглядел священник, покупая восемь взрывоопасных цилиндров у своего поставщика. Но отец Дейл умел быть убедительным, поэтому с легкостью справился с этой задачей и отправил посылку Лоусону в отель «Святилище».
Фитиль вспыхнул и заискрил.
Ла-Руж изумленно посмотрела на неожиданный источник света, глаза ее изумленно округлились. Здесь было достаточно взрывчатки, чтобы взорвать ее и каждую тварь в этой комнате, расщепить их на куски, из которых они никогда не сумеют вновь собраться воедино.
Тревор криво усмехнулся.
— На горячую сковороду надо прыгать хорошо промасленным.
— Что? — выдохнула Ла-Руж, ярость начала резко подниматься в ее голосе.
Тревор оглянулся на Энн, которая, как и все присутствующие, застыла в растерянности и не решалась пошевелиться.
— Беги, — твердо приказал он, быстро отдав ей свой второй кольт. — Ты еще можешь.
А затем Лоусон схватил Ла-Руж, яростно прижав ее руки к бокам, а остальные вампиры ахнули от неожиданности: никто из Темного Общества даже представить себе не мог, что можно выбрать смерть вместо вечной жизни и поступить так.
Тревор спустил с поводка и собственную ярость. Его рот раскрылся, нижняя челюсть выдвинулась, из верхней выскользнули клыки, и он впился в шею Ла-Руж, почувствовав, как черный и тягучий ихор потек в его горло из небольших ранок. Он вкусил ее — это было самое горькое вино, которое он когда-либо пробовал — но продолжал жадными глотками пить. По расчетам Тревора, до взрыва динамита оставалось меньше минуты.
Казалось, великое множество событий произошло в одно мгновение, когда все очнулись от шока.
Ла-Руж была сильна и не собиралась сдаваться, поэтому боролась дико и отчаянно. Она зашипела и начала яростно пытаться сбросить с себя Лоусона, словно двигаясь в ожесточенном танце. Некоторые вампиры попятились назад, не желая стать жертвами взрыва, другие бросились вперед.
Энн застрелила огромного лысого мужчину прямо в голову, прицелилась в Мельхиора, но промахнулась, потому что он резким движением, превратившим его в размытое пятно, метнулся в сторону и попытался атаковать ее. Следующий выстрел тоже не достиг цели — даже с расстояния не более нескольких футов — и Энн бросилась к ближайшему окну. Рука ухватила ее за шею и дернула назад, развернув в противоположную сторону, и, столкнувшись лицом к лицу со своим нападающим, девушка обнаружила, что это не Мельхиор, а совсем юный мальчик, которому на вид было не больше шестнадцати, с песочными спутанными волосами, милым личиком… и хищными красными глазами, горящими адским огнем. На его светло-голубой рубашке запеклась чужая кровь. Клыки мальчишки готовились впиться в горло Энн, и она, не отдавая себе отчета, резко выстрелила ему в голову, приставив ремингтон к его подбородку.
Мельхиор тем временем решил оставить идею броситься на Энн ради более крупной партии.
Он ударил Лоусона с силой локомотива. Однако, несмотря на это, Тревор продолжал удерживать Ла-Руж, как и свой пистолет, и продолжал пить ее ихор, пока фитиль сгорал, и спасительные секунды утекали сквозь пальцы. Отчаянная женщина старалась высвободить руки, чтобы сбросить с себя обезумевшего от ярости хищника или впиться когтями ему в глаза, но попытки ее были тщетны.
Пока вампиры один за другим бросались к Энн с нечеловеческой скоростью, она успела разрядить в них весь свой ремингтон и перейти на кольт, потому что времени перезаряжать пистолет у нее не было. Две твари получили по пуле и начали обращаться в пепел и разваливаться на части, что заставило остальных опасливо отступить. Привыкшие к собственной неуязвимости, они были напуганы и растеряны, видя, как легко освященные патроны превращают их сородичей в прах.
Пепел разлетался в мерцающем желтом свете свечей, но тварей было слишком много.
За спиной Энн было окно, она собиралась выпрыгнуть, но застыла, став свидетельницей трансформации из мира ночных кошмаров.
Кристиан Мельхиор менялся. Цвет его тела потемнел и, словно хамелеон, стал одного оттенка с серым камнем. Кожа начинала трескаться и растягиваться. Лоб выдался вперед, челюсть удлинилась, а руки начали походить на узловатые лапы чудища. Что-то дернулось, хрустнуло и переместилось прямо в его спине под серым пиджаком, корпус раздался в размерах, мгновенно нарастив мускулы. Ткань одежды с треском лопнула, выпустив на свободу эбеново-черные перепончатые крылья. Раскрывшись полностью, они сделали Мельхиора подобием уродливой, деформированной летучей мыши с горой мускулов вместо торса и спины. Голова, казалось, утонула в плечах, а черты лица исказились, преобразившись до очертаний самого страшного и смертоносного хищника на земле. Рот раскрылся, обнажив длинные клыки, с жадностью клацнувшие по воздуху.
Энн, не помня себя от страха, нажала на курок, выпуская на волю серебряного ангела, но промахнулась, потому что монстра уже не было на прежнем месте.
Мельхиор бросился на Лоусона с такой силой, что убийцу вампиров оторвало о земли и отбросило прочь от Ла-Руж, от чего в ее шее остались рваные раны, из которых сочился чернильно-черный ихор. Тревор не удержал в руках пистолет, когда сила броска заставила его прокатиться по гнилым половицам.
Ла-Руж попятилась, когда лапы Мельхиора ухватили Лоусона за плечи, впиваясь прямо в плоть, и с быстротой, на которую только была способна эта трансформированная летучая мышь, монстр взмахнул своими крыльями, рассекая воздух, и выбросил их обоих через окно на другой стороне комнаты, прочь из полуразрушенного особняка, прямо в ночь. Все случилось гораздо быстрее, чем Энн успела среагировать и прицелиться.
Горящие глаза Ла-Руж уставились на Энн Кингсли в ярости.
Девушка подняла кольт, готовая выстрелить. Она знала, что размытые фигуры уже обступают ее со всех сторон и знала, что не сможет сбежать отсюда и застрелить всех, кто намеревается разорвать ее на куски.
В голове ее эхом звучали слова Лоусона, которые, словно, были его молитвой, взывающей к светлой части собственной души: Я остался… человеком. Остался.
Энн повернулась налево и выстрелила в тонкую женщину в рваных грязных тряпках со спутанными серыми волосами, которая вот-вот собиралась наброситься на нее. Женщина издала жалобный вой, в котором звучал ужас, потому что тело ее почти сразу начало распадаться на части. Глаза лопнули, как два нарывающих гнойника, и жгучая, как кислота слюна, под которой плавилась собственная кожа, полилась из ее рта.
У Энн было всего мгновение, чтобы разглядеть Ла-Руж, которая приближалась к ней, улыбаясь жуткой улыбкой самой Смерти.
Я не желаю стать такой, как ты! Не желаю! — поняла девушка. В следующую же секунду она развернулась и выпрыгнула в окно — прямо в болото, что омывало особняк.
В воздухе над Ноктюрном Лоусон мертвой хваткой впивался в крылатого монстра, в которого обратился Кристиан Мельхиор. Фитиль все еще искрился. Возможно, до взрыва оставалось секунд двадцать. Тварь пыталась стряхнуть Лоусона вниз, крылья отчаянно били по воздуху, но тот был упрям и продолжал удерживаться. Они вращались в чудовищном вихре, описав кривой круг вокруг особняка — еще один сумасшедший танец в воздухе. Лоусон попытался взобраться монстру на плечи, но крылья с огромной силой рассекали воздух перед ним, их острые края могли запросто разрезать кожу до самой кости. Это существо было слишком сильным…