— О, Боже! — пробормотал Гастингс после минутной тишины.
— Какая мерзкая женщина, правда? — сказала Сара и усмехнулась. — Ян, налей мне вина, а то у меня пересохло в горле. Вредно произносить такие монологи после острых блюд.
Обстановка разрядилась. Все с благодарностью взглянули на Сару за то, что она прервала затянувшееся молчание. Решив окончательно переменить тему, Сара спросила:
— Ну как твоя рука, Лючия? Кажется, счет был ничейным? Значит, тот последний мяч выиграла ты?
— Подожди, — Лючия дотронулась до лба. — Я сейчас почувствовала себя маленькой, глупой девочкой, — с грустью сказала она. — Я всегда знала, что ты великая актриса, но чтобы за ужином, вот так, по заказу, за одну секунду… Нет, все мы с нашими способностями просто дети рядом с тобой. Я сейчас смотрела на тебя и думала: неужели ты можешь так перевоплотиться и стать кем хочешь и когда захочешь. — Она замолчала. — Простите, — затем тихо добавила она, — я редко так волнуюсь…
В дверях появилась Кэт:
— Звонят из Лондона мистеру Дэвису.
Но Филипп не слышал: он не отрывал застывшего взгляда от Лючии. Когда слова горничной наконец дошли до него, он вскочил и, извинившись, вышел из комнаты.
— Весьма признательны, что уважаемые господа остались довольны. Премного благодарны и низко кланяемся, — прошепелявила Сара голосом старой нищенки из Сохо. Все рассмеялись. — Так о чем же мы говорили? Да, о твоей руке, Лючия.
— Мне уже лучше. Думаю, завтра смогу ею двигать. Ты мне сделаешь на ночь массаж, Гарольд? — она повернулась к мужу.
— Конечно, — Спарроу поднял голову и вновь опустил ее.
Вот это типажи, подумал я. Чудесные типажи для моей книги: она, читающая по просьбе мужа в присутствии любовника монолог женщины, убившей мужа ради любовника. А эта, другая! Восхищается ею и поражает своим абсолютным неведением. Что за дьявольская игра — жизнь!
Когда вернулся Филипп, все были настолько поглощены разговором о театре, что не обратили на него внимания. Он тихо вошел и сел за стол. Он сидел напротив меня и только поэтому я не мог не заметить, насколько он бледен. Поймав мой взгляд, Дэвис попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. Вконец смешавшись, несчастный юноша положил себе на тарелку огромный кусок торта, до которого так и не дотронулся.
Сара, остановившись на полуслове, посмотрела в окно.
— Полнолуние, — объявила она. — В Лондоне, — задумчиво продолжила она, — никогда нельзя понять, зима на дворе или лето. Когда же я в последний раз видела луну? Наверное, полгода назад. Самое время для заучивания роли. Бродить по тихим аллеям и творить интонацию… — Она улыбнулась. — Поверь, Лючия, над каждым вздохом этой роли я работаю уже два года. Во мне во сто раз больше трудолюбия, чем того, что ты называешь талантом. Пожалуй, после ужина я пойду по
Она поднялась.
— Все, пошла в парк.
Когда Сара произнесла последнюю фразу, я увидел, что Спарроу поднял голову и взглянул на нее.
Остальные тоже поднялись из-за стола.
— Ты, наверное, прямо сейчас ляжешь? — спросил Спарроу, взяв Лючию под руку.
— Да. Но ведь ты попозже сделаешь мне массаж?
— Не забудьте, — напомнил Ян, — что Малахия после десяти спускает овчарок.
Я остановился у дверей, пропуская общество. Дэвис шел рядом со Спарроу, и я услышал, что он просит уделить ему минуту.
— Конечно, — ответил Спарроу, — только уложу жену и пройдусь по парку. Подождете меня?
Филипп кивнул.
Уже за дверью я почувствовал на плече руку Яна.
— Я сейчас иду к себе в кабинет, — сказал он. — Попозже заходи ко мне. Я покажу тебе удочки и договоримся, во сколько выходим. — Он махнул рукой и пошел в лабораторию.
Я посмотрел на часы. Было без десяти девять. В сумерках я с трудом узнал широкую спину Гастингса, который кружил вокруг клумбы, время от времени наклоняясь к цветам. Сквозь ветви светила луна, еще низкая, но полная и белая. Я тоже решил пройтись по парку и подумать над романом. Этот лунный свет был отличным реквизитом для размышления об убийстве. Поработаю сегодня не до износа, подумал я, чтобы завтра в лодке не клевать носом. Усмехнувшись неожиданному каламбуру, я побрел в сторону упавших деревьев. Передо мной простирался огромный парк, наполненный ароматами и таинственными звуками лунной ночи.