Да, план был идеальный. Если бы подозрение упало на нее, то, как ты говорил, зачем ей убивать Яна? А если это сделала она, то зачем же ей оставлять на месте преступления свои вещи? Кроме того, существует Сара, которая живет с ее мужем и, видимо, ее ненавидит. А она такая прекрасная и благородная, что готова даже признаться в убийстве! Это же гениально! И еще перчатки. Перчатки, спрятанные так глупо: в том месте, куда имели доступ только она и Сара. Нет, конечно, это могла сделать только Сара!
И все же… Лючия, такая невозмутимая и спокойная, богиня операционной, совершила четыре ошибки:
во-первых. Во время нашей беседы она сказала, что сразу бы заметила отсутствие ножа в чемоданчике, а потом проговорилась, что утром укладывала туда эластичный бинт. Отсутствие ножа ее не обеспокоило, потому что она прекрасно знала, где он находится — в спине Яна Драммонда;
во-вторых — рубин! Я обратил внимание, что она надевала его вчера к разным платьям, но женщинам ее круга это не свойственно. Я тогда подумал, что она просто не так уж думает о своей внешности, как, скажем, Сара. Но потом, когда рубин приобрел значение, я вспомнил об этом. Она хотела, чтобы он врезался всем в память;
в-третьих, она сказала: «У Сары есть маленький „Ремингтон“», хотя накануне говорила мне, что не разбирается в пишущих машинках;
и четвертая ошибка — стакан. Только убийца мог его оставить. Все остальные направлялись к Яну по достаточно срочным делам, чтобы отправляться в буфет за соком.
Мне не хватало только одной детали, и поэтому я пошел в комнату Лючии, когда она была с Сарой. Я пошел туда за следами сожженного листа бумаги.
— За чем? — Паркер вытер пот со лба. — За чем?
— За бумагой, в которую была завернута окровавленная перчатка. И нашел ее. В камине, конечно!
Паркер встал:
— Как мы все это докажем? Никакой суд это не примет. И это страшно.
И тогда я в панике крикнул:
— Джонс!
— Да, мистер Алекс.
— Миссис Спарроу спускалась вниз, когда мы разговаривали? — спросил я, еле сдерживая волнение.
— Да. Она звонила в Лондон, сказала, что не приедет на операцию, и просила, чтобы ее выполнил кто-нибудь другой.
— Быстрее! — закричал я и первым бросился вверх по лестнице.
Не стучась, я осторожно нажал на ручку. Лючия Спарроу лежала на кровати. Казалось, что она просто спит. Паркер подбежал к кровати, дотронулся до руки Лючии, и она безвольно свесилась с кровати.
— Цианистый калий, — тихо сказал он.
Я посмотрел на дверь в комнату Спарроу. Паркер вошел в нее. Вслед за ним вошел и я.
В камине лежал лист бумаги. Не сожженный. Паркер нагнулся и достал его из камина.
«Я хочу уберечь тебя от суда, унижения и людского презрения,
— начал читать он. —
Этих доводов достаточно, и я отправляю тебя туда, куда ты отправила Яна. Лючия, будь такой же мужественной, какой смогла быть жестокой. Через минуту сюда войдет полиция и наденет на тебя наручники. Спаси меня от этого, спаси того, кого ты любила, не позволяй мне увидеть тебя на скамье подсудимых. Не позволяй говорить о нас, о ней, обо мне, о себе… Гарольд Спарроу».
— Это ты… Это ты написал? — шепотом спросил Паркер.
Я молча вышел из комнаты.
— Это письмо тоже написано на «Ремингтоне» Сары. Сомневаюсь, что автор когда-нибудь найдется.
Мы спустились в холл.
— Вас к телефону, — в коридоре стояла румяная Кэт Сандерс.
— Меня?! — пораженный, я подошел к телефону.
И услышал знакомый голос.
— Кэрол?! — произнес я в растерянности. — Но как ты нашла меня?
— О Джо, это было совсем не трудно — я просто позвонила твоему издателю. Вдруг мне стало грустно здесь, у моря, вот я и подумала, что твой голос, когда я его услышу, вернет мне настроение.
— Завтра в полдень, в холле отеля «Эксельсиор», если это не нарушит твои планы, ну как?
Молчание там, в Торквэй, длилось не более секунды.
— О, милый, завтра — это ведь целая вечность, — шепотом выдохнула она и повесила трубку.