Паркер вернулся в комнату.
— Еще раз скажи, как там это звучало, насчет трех ударов.
Я повторил ему отрывок из «Орестеи».
— Так, — инспектор задумался. — Давай-ка пока побеседуем с Лючией Спарроу, цепочка которой, а также, возможно, и нож находятся в этой комнате. Как ты думаешь, с ней говорить здесь?
— Она врач, привыкла к виду крови.
Паркер закрыл уголком платка камень и спрятал под него нож.
— Джонс, поднимись и попроси миссис Спарроу спуститься к нам.
Сержант вышел и закрыл за собой дверь.
— Ты заметил, когда дверь закрыта, сюда не доносится ни звука?
— Да, Ян говорил мне, что в эту комнату никогда не стучатся. Его страшно раздражал шум.
— Наверное, поэтому все двери так хорошо смазаны. Ужасная комната! Здесь можно кричать изо всех сил, и никто не услышит. — Паркер задумался. — А может, Ян тогда кричал? У собак слух лучше, чем у людей. Теперь мы знаем, что он был убит между 10.45 и 11.15. Без трех минут одиннадцать — наиболее вероятное время.
— Миссис Спарроу здесь, шеф, — доложил Джонс.
При ее появлении мы оба встали. Лючия была в темно-сером платье и серых туфлях на высоких каблуках-шпильках.
— Я инспектор Скотленд Ярда Паркер. Вы, наверное, уже знаете о трагедии, которая произошла в этом доме несколько часов назад?
— Да, — глубокий голос Лючии звучал спокойно. — Ваш помощник сообщил мне и мужу, что Ян… что мистер Драммонд убит. Он просил не покидать наших комнат. Это все, что мне известно.
— Да, — Паркер посмотрел ей в глаза. — А кроме того, вы, миссис Спарроу, не знаете, как погиб Ян Драммонд?
— Нет.
— Понятно.
Снова пауза.
Я смотрел на Лючию и, внезапно почувствовав дурноту, глубоко вздохнул. И тут меня осенило. Как я раньше об этом не подумал! Тогда, когда я стоял во мраке и смотрел на неподвижную фигуру за столом, я услышал за спиной чье-то дыхание, но это не было дыханием ни Лючии, ни Сары, ни горничной Кэт. Это было дыхание мужчины! Я не знаю, как я это понял, но я был уверен, что это так. Дыхание мужчины.
— Вчера после обеда, — проговорил Паркер, — играя в теннис, вы получили травму. — Он посмотрел на ее правую руку. Лючия невольно подняла ее и несколько раз покрутила кистью. — Она уже вас не беспокоит?
— Нет, — слегка задумавшись, сказала она, — еще беспокоит. После ужина я наложила шину, но позже, после двух массажей, я, наоборот, решила двигать ею как можно больше. Завтра у меня операция.
— Я знаю, — Паркер кивнул головой. — Не обязательно быть инспектором, чтобы знать ваше имя.
Лючия не ответила.
— Так когда вы пришли к выводу, что рука может двигаться?
— Я не понимаю, — удивилась она. — То есть я отвечу вам на все вопросы, коль скоро вы имеете право их задавать.
— Спасибо, миссис Спарроу.
— Вы меня спросили, когда я поняла, что должна двигать рукой? Сегодня, когда меня разбудил ваш помощник.
Брови Паркера взлетели вверх.
— Простите, — сказал он, — но мне казалось, что в такую минуту, когда человек разбужен на рассвете страшным известием, он может думать о чем угодно, только не о том, что он должен двигать рукой. Как вы можете это объяснить?
— Я что, подозреваюсь в убийстве Драммонда? — спокойно спросила Лючия. — Если это так, то я бы хотела говорить в присутствии моего адвоката.
— Конечно, если бы вас подозревали в убийстве, вы, естественно, могли бы отказаться давать какие-либо показания, не посоветовавшись с адвокатом. Но мне кажется, что это только ваше предположение. Я этого не говорил.
— Ну, хорошо, — она слегка пожала плечами. — Тогда я должна объяснить, что меня не очень удивил ваш последний вопрос. К сожалению, мои руки не только моя собственность. Так складываются обстоятельства, что от их состояния завтра будет зависеть жизнь человека. Если бы я приступила к операции не будучи уверенной в своих руках, я могла бы убить человека — с той страшной разницей, что Скотленд Ярд никогда бы не начал следствие и я была бы безнаказанна в глазах всего общества. Даже семья этой несчастной поблагодарила бы меня за то, что я пыталась сделать все, что могла. Поэтому разбуженная сегодня этим страшным известием о Яне, которого я считала своим близким другом и смерть которого для меня большой удар, я не впала в истерику. Я все время работаю рядом со смертью. Завтра мне предстоит самая тяжелая операция в жизни. Поэтому я, кроме всего прочего, подумала о руке. И продолжаю о ней думать. Я понимаю, что мой ответ оказался длиннее, чем вы ожидали, но я не хотела… — тут ее голос дрогнул, — не хотела, чтобы кто-то, пусть даже посторонний, мог подумать, что смерть Яна меня не касается.
Внезапно в ее глазах заблестели слезы, но она быстро вытерла их платочком и взяла себя в руки.
— Простите.
— Это вы меня простите, — Паркер снова посмотрел ей в глаза, — но, к сожалению, я должен задать вам еще несколько вопросов. — Он сделал паузу. — Вернемся ко вчерашней игре в теннис. — Паркер поднялся. — Когда вы почувствовали боль в руке, то попросили мистера Филиппа Дэвиса принести ваш чемоданчик с медицинскими инструментами, не так ли?
— Да.
— Он принес его?
— Да.
— А куда потом делся чемоданчик?
— Потом? Не знаю. Я не обратила внимания. Наверное, кто-то из мужчин взял его, потому что мы с Сарой шли впереди.
— Да, — подтвердил я. — Чемоданчик нес Ян, а перед входом отдал его Саре.
— Наверное, так и было, — кивнула Лючия. — Только я не понимаю, какое это имеет…
— А позже, миссис Спарроу, вы не видели ваш чемоданчик?
— Видела. Сегодня утром, когда положила туда свой эластичный бинт.
— А где стоит ваш чемоданчик?
— В нашей гардеробной, на столике под окном.
— В вашей — это значит в вашей с мужем, так? Я правильно понял?
— Нет, у нас общая гардеробная с Сарой. Это большая комната со шкафами и двумя большими зеркалами. Из нее нет двери в коридор и войти в нее можно только через расположенные с двух сторон ванные комнаты. Одна из них — моя, другая — Сарина. Сара отдала мне половину этой гардеробной. В других комнатах слишком мало места.
— Так, вчера, когда мистер Дэвис принес вам чемоданчик, вы воспользовались хирургическим ножом, чтобы отрезать бинт, так?
— Да.
— А вам не жалко было использовать такой важный инструмент?
— Ужасно жалко. Но в чемоданчике не было ножниц, так как я их еще до этого вынула и оставила на туалетном столике. И потом я очень нервничала, ведь нужно было поскорее перетянуть руку. В конце концов, у меня есть еще несколько подобных ножей.
— Ну и где сейчас этот нож?
— Конечно, в чемоданчике, где же ему быть?
Паркер наклонился над платком и вытащил блестящий инструмент.
— Похож на этот?
Лючия взяла нож и осмотрела его.
— Да, но тот был номером больше.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно, — она слегка улыбнулась. Внезапно она положила нож на стол. — На нем же следы крови!
— Где?
— Да вот же, на рукоятке.
— Значит, этот нож отличается от того, который лежит у вас в чемоданчике?
— От того — да. Но ведь у меня есть другой, такой же, как этот, — задумчиво сказала Лючия и снова взяла его в руку. — Да это же мой нож! Да, мой. Откуда он у вас?
— А как вы его узнали?
— На нем две узкие бороздки на конце рукоятки. Почти невидимые. Я так помечаю свои ножи, чтобы их не перепутать. Я могу работать только своими инструментами.
— Так он находился у вас вчера в чемоданчике?
— Видимо. Если бы там чего-нибудь не хватало, я бы заметила.
— Итак, у вас есть своя версия, кто и зачем сегодня ночью убил Драммонда?
Вопреки моему ожиданию Лючия не задумалась ни на секунду.