— Смотрите, — внезапно оживилась Сара, — море!
Сквозь стволы деревьев я увидел грязно-зеленое пространство, косо поднимающееся к горизонту. Сара нажала на газ.
«Наша огромная сладкая мать», — пробормотал я известную строку Джеймса Джойса.
— Да, Джойс, — усмехнулась Сара. — Единственный писатель, которого я могу читать бесконечно. То есть… Простите, конечно.
— Не надо извиняться. — Я смотрел на приближающееся море, которое простиралось перед летящим автомобилем и становилось все более плоским. — Я не писатель и никогда им не буду. Гнусное занятие, которое я выбрал, позволяет мне просыпаться, когда я хочу, не вставать в присутствии директора, зарабатывать столько денег, сколько хватает на спокойную жизнь, много читать и путешествовать. Вот и все. Да, но мы говорили о ваших гостях…
— Там еще ассистент Яна — Филипп Дэвис, симпатичный такой юноша, который, вместо того чтобы бегать за девицами или позволять им бегать за собой, окончил химический факультет и работает как лошадь, с утра до вечера. Хотя, мне кажется, что он тайно влюблен в Лючию. Но я думаю, что все мужчины должны влюбляться в нее, тайно или явно. Вас, кстати, это тоже не минует.
Хотелось бы действительно в кого-нибудь влюбиться, подумал я. Мы выехали на приморскую автостраду, протянувшуюся вдоль обрывистого берега. Слева внизу шумело море. Вдали белели барашки волн, гонимые косым ветром в сторону меловых скал. Шоссе нырнуло в туннель, какое-то время мы ехали в темноте. Но вот вдали заблестел яркий круг выхода, и туннель остался позади.
— А что, вам никогда не удавалось по-настоящему влюбиться? — как будто прочитав мои мысли, спросила Сара.
— Нет, — удивленно ответил я. — Вернее, я думал, что это так, но в конце концов оказывалось, что мое чувство гораздо слабее, чем хотелось бы.
— А что, вы хотите, чтобы вас захватило это?
— До определенного возраста мужчины ищут любви. Позднее это проходит.
— Вы так считаете?
Мы миновали уже второй приморский городок.
— Шохем, — грустно сказала Сара. — Когда-то я была здесь со своим первым возлюбленным. Тогда я тоже была полна иллюзий. — Она внезапно рассмеялась. — Какие же мы лгунишки. Ведь человек всю жизнь, с того момента, как начал думать, и до того момента, как перестал чувствовать, видеть и слышать, только и делает, что ищет любви. Вы, и все люди в этом городке и в целом свете ищут, ошибаются, падают, поднимаются и продолжают искать, пока хватает сил, пока они живы. Нет такого срока, когда это проходит. И нет никаких иллюзий. Только любовь связывает нас с правдой. Только любовь позволяет нам быть писателями, актерами, вождями и бороться за то, чтобы получить больше, чем мы имеем. Без нее мы ничего не значим. И даже сами себе мы не нужны.
Сквозь деревья мелькнула приземистая каменная башня.
— О, Малисборо, — воскликнула Сара, — сейчас мы уже будем дома.
Маленький городок, утопающий в садах, раскинулся вокруг небольшого готического собора с замшелыми стенами, помнящими еще времена Тюдоров.
— Наш старый Малахия еще разводит свои розы? — спросил я. — Мы не виделись с ним с того времени, как отходили у Яна после того прыжка. Он вам рассказывал?
— Из горящего самолета? Да. Рассказывал об этом так, как будто вы выпрыгнули из окна первого этажа. Тогда с вами был еще кто-то третий?
— Был. Паркер, — ответил я.
— Вы с ним видитесь?
— Да, — ответил я.
— Он, кажется, инспектор Скотленд Ярда?
Вопрос прозвучал риторически.
— Ой, — спохватилась Сара, — вы спрашивали о Малахии. Он такой же, как всегда. Впрочем, может, он когда-нибудь меня все-таки полюбит.
Внезапно она затормозила.
— Боже, как хорошо, что вы мне напомнили. — Она развернулась и, задев передними колесами край тротуара, помчалась обратно в Малисборо.
— Что случилось? — спросил я.
— Табак! — она притормозила перед ближайшей лавкой. — Помогите мне, пожалуйста, выбрать табак. Меня не было дома две недели. Я никогда не возвращаюсь с пустыми руками.
Пышнотелая хозяйка лавки упаковала нам большую банку «Медиум плейерса». Мы уже направились к выходу, и вдруг я спохватился: «А я что же, с пустыми руками?»
— Простите, — сказал я Саре и, вернувшись к прилавку, приобрел трубку.
— Подождите меня немного в машине, — попросила Сара, когда мы вышли на улицу.
Я смотрел на удаляющуюся тонкую фигурку и думал: могла ли она действительно задавить девочку? Погруженный в эти мысли, я не заметил, как вернулась Сара с двумя пакетами.
— Это для девочек, — сказала она. — Для Кэт — светло-голубой ситец, она же блондинка. А для Норы — серый, с белыми цветочками. Правда, не знаю, хватит ли — она здорово за последнее время располнела. Это наша кухарка. А Кэт — горничная. Ну вот, кажется, все.
Когда мы выехали из города, я не выдержал и спросил:
— А что, вы правда могли бы задавить девочку?
— Да, — спокойно ответила Сара. — При такой скорости «ягуар» не смог бы остановиться на повороте. Мы въехали бы в кювет, за которым растет огромный дуб. То есть, если бы мы проскочили кювет, то все равно врезались бы в дерево. Наверняка бы погибли. А я не могу оценить жизнь чужого ребенка выше, чем вашу и мою. Но я ведь сделала все возможное, чтобы до этого не дошло.
— Сара, вы действительно вели машину чересчур быстро.
— Этот инцидент был вызван не скоростью машины, а недосмотром матери.
Даже дамасский клинок сломался бы о сталь Сариного голоса.
Остаток пути мы проехали в молчании. Наконец автомобиль сбавил скорость и свернул на узкую асфальтированную дорогу. Здесь шоссе шло на юг, огибая Саншайн Менор широким полукругом. В центре его стоял дом фасадом в парк. За домом был широкий двор, окаймленный каменной балюстрадой, нависшей над обрывистым берегом.
Автомобиль проехал через открытые ворота, перед которыми я заметил небольшую палатку, разбитую в траве под вековым буком. Мы выехали на широкую аллею. Сара нажала на клаксон и, не снимая с него пальца, так и ехала, сигналя, до самого дома.
— Я всегда так делаю. — Глаза ее светились радостным блеском.
Мы остановились перед низкой террасой, на которую выбежала женщина в белом платье, а за ней высокий светловолосый мужчина. Сара молча открыла дверцу и взбежала на террасу.
4
Что случается после партии в теннис
Первое, что я вспомнил, когда вышел из машины и начал подниматься по широким ступеням террасы, так это день, когда мы втроем вышли из зеленого джипа и остановились перед этим домом. Только по узким лучам света, пробивающимся из-за закрытых ставен, мы поняли, что в доме есть люди. Было это шестнадцать лет назад. И шел дождь, острый и косой от порывов налетающего с моря ветра. Не только этот дом — вся Англия была погружена во тьму. Каждую ночь эскадрильи самолетов с черными крестами приносили с континента свой смертоносный груз.
Сейчас светило солнце. Но дом с тех пор не изменился. Изменился Ян. Как трудно было сейчас в этом высоком светловолосом располневшем мужчине, обнимающем темноволосую женщину, узнать молоденького смуглого офицера.
Я поднялся на последнюю ступень и остановился. Ян нежно отстранил Сару и протянул мне руку.
— Ты не меняешься, — сказал он. — Как хорошо, что ты приехал. Прости. — Он повернулся к женщине в белом платье: — Это тот самый Джо Алекс, с которым я, наверное, надоел, когда рассказывал вам о войне. А это — Лючия Спарроу. Впрочем, Сара, наверное, уже успела тебе рассказать о ней по дороге.
— Конечно, — усмехнулась Сара, — я посплетничала обо всех, не исключая и тебя. Мы, знаете ли, любопытная компания. А может, это только нам кажется.
Я поцеловал загорелую женскую руку с длинными сильными пальцами. Да, Сара не обманула… Передо мной стояла высокая стройная красавица с волосами, от которых, казалось, исходит сияние. Большие серые глаза спокойно и пристально смотрели на меня. Овальное лицо со слегка выступающими скулами, освещенное каким-то внутренним светом, казалось, сошло с полотен Вермера ван Дельфта.