— Сколько? — вдруг спрашивает Герман, касаясь кончиком носа моего уха.
Нежное прикосновение к чувствительному месту проносит легкую дрожь по коже.
— Что, сколько? — не понимаю я.
— Сколько ты стоишь?
Когда до меня доходит суть вопроса, моё лицо оскорбленно кривится:
— Я же сказала, я не такая!
— Цену набиваешь? Я могу много заплатить, сколько хочешь.
— Ты мне омерзителен! Даже за миллион бы не согласилась!
— А за два? — издевается он.
— Хоть три! Нет!
— Да ладно. Ты и сама знаешь, что столько не стоишь. Убогая.
Открыто унижает. Для него человек имеет свою цену, что для меня — дикий ужас. Есть что-то выше денег в его мире? Мораль какая-то? Достоинство?
— Подзаработаешь хоть на нормальные тряпки, — цепляет пальцем бретельку и звучно отпускает.
Я никогда не хотела выглядеть богато и роскошно. Платье, которое Герман только что назвал «тряпкой» куплено по акции в масс маркете, но оно мне к лицу и сидит на фигуре сносно. Не вызывающая и вполне симпатичная черная комбинация.
— Меня все хотят. Такие как ты, особенно, — обесценивает мою индивидуальность, ровняет с кастой обычных простых девчонок. — Хорош ломаться. Хочешь же?
С этими словами он отпускает одно запястье и нагло сжимает ладонью сиську.
— Не трогай меня! — шлепаю освободившейся рукой его по щеке.
Легко, но звучно. Удар не отработанный, а жаль. Я не привыкла причинять людям боль, в отличие от подонка напротив.
— Недотрога, уже подбешиваешь, — рычит в губы.
Его ноздри недовольно вздуваются — привык, что ему все дозволено. Девочки отдаются, не задумываясь, а тут появилась одна и поломала безупречную статистику.
— Поищи для себя более сговорчивых, — шикаю дерзко. — Не таких убогих, как я.
— Я всегда беру то, что я хочу! И ты не станешь исключением.
Мужское колено грубо раздвигает бедра.
— Нет, — начинаю ерзать в сопротивлении
Он прижимается ко мне плотнее, одной рукой держит мои запястья, а второй лезет под платье.
— Течешь, маленькая сучка, — его пальцы касаются трусиков.
Меня перетряхивает, как будто током ударяет. Я еще никогда и ни с кем…
Мне противен этот придурок, но я чувствую, что ткань трусиков становится влажной. Чувствует это и он. Довольно ухмыляется, как будто разоблачил только что врушку. Мои щеки вспыхивают, а его глаза загораются животной похотью. Через раз хватаю густой воздух ртом, губы уже пересохли, облизываю их, чем привлекаю мужское внимание. Чувствую, что хочет поцеловать, уже склоняется…
— Герман! — требовательно зовёт кто-то.
Парень оборачивается и гневно фыркает на парня, стоящего позади нас.
— Тит, блядь, позже. Я занят, не видишь!
Краем глаза замечаю молодого человека с черной копной волос приятной наружности. Наши взгляды пересекаются — мои глаза растеряны и молят о спасении. Его — добрые и проницательные, быстро понимают, что тут происходит. Но наш зрительный контакт быстро обрывается, потому острый взгляд Германа возвращается на меня и забирает всё внимание.
— Ларин с дружками скоро приедет, — вновь доносится сзади.
— Свали, а, — огрызается Герман.
— Они будут с минуту на минуту.
— Заебал, — раздраженно фыркает. — Щас выйду. Исчезни уже!
Тит уходит, а Герман неудовлетворенно сверлит меня:
— С тобой мы обязательно закончим, недотрога. Но позже.
Его кадык дергается, а губы смыкаются, сдерживая грязные желания. Я бесшумно выдыхаю, мысленно благодаря бога и парня по прозвищу Тит, что спасли меня от развратных домогательств.
— Пошли.
Отлипнув от меня, Герман по собственнически берет за руку и тянет за собой.
Мы выходим в общий зал, где громкая музыка долбит по ушам и под лучами разноцветного неона тусуется народ. Мои глаза мечутся в поисках отступления при первом выпавшем случае.
— Задумаешь сбежать — накажу, — сразу предупреждает подонок, словно читает мысли. — Ты — моя, к другим парням не подкатывать. Красиво двигаться умеешь? — кивает в сторону танцпола и, хлопнув по попе, толкает вперед. — Иди потанцуй для меня, детка.