К означенной деревне подошли уже поздно вечером. Как стемнело, не выходя из леса, выслали разведку, на всякий случай с разных направлений сразу три группы. Увы, ожидания не оправдались, разведка напоролась на немцев, вспыхнула перестрелка, вернулась всего одна группа, да и та не в полном составе. Командир группы доложил: в селе немцы, не менее батальона. Штурмовать село, ввязываться в бой - это было по силам, но не имело смысла. В эту точку так и не вышли, не пробили брешь в обороне противника основные силы фронта и по всему немцы в деревне переполошились и вызвали подмогу. Командарм ничего не сказал офицерам своего штаба, но сам сделал еще один горестный вывод - всем вместе не пробиться, слишком умел и силен противник. Позволяя окруженцам гулять по своим тылам, он наглухо перекрыл все подступы к линии фронта. Уже в ночном полумраке остатки армии обошли село и пошли в сторону противоположную линии фронта, надеясь таким маневром запутать преследователей, которые уже наверняка со всех сторон спешили к деревне. Это позволило уже на рассвете второго дня сделать привал на большой лесной поляне и провести последнее совещание командного состава частей третьей армии центрального фронта. Впрочем, частями они уже только считались, полки по численности не превышали рот, дивизии полков, а вся армия едва ли соответствовала половине полнокровной дивизии. С выдвинутых вперед постов докладывали, что на них постоянно с разных сторон выходят небольшие разведгруппы немцев и после коротких перестрелок тут же отходят. Это означало, что противник вновь нащупал их местоположение. Пока армию спасало, что весь первый день стояла пасмурная нелетная погода и немцы не могли использовать авиацию, но предстоящий день обещал быть более ясным.
После докладов командиров о состоянии их частей и подразделений, Командарм вынес свой, давно уже им осмысленный вердикт:
- Дальше выходить из окружения всем вместе нельзя. Немцы все равно где-нибудь нас обложат и наверняка всех кончат. Приказываю всем дивизиям и полкам разбиться поротно и выходить из окружения самостоятельно в расходящихся направлениях. Примерные маршруты движения каждая группа получит у начальника штаба. Через полчаса всем быть готовыми к движению, боюсь больше времени у нас нет.
Но немцы не дали и получаса для подготовки к раздельному движению. Сначала со всех сторон окруженцев стали обстреливать снайпера. Потом с постов доложили, что немцы накапливаются в разных точках и по всему готовят атаку одновременно с разных направлений. К тому же недалеко от поляны имеется довольно сносная дорога, которую оседлало не менее роты противники, наверняка сюда будут подвезены артиллерийские орудия. Ничего не оставалось, как срочно расходится "веером". И все же Командарм, несмотря на острый дефицит времени, нашел нужным вновь собрать командиров, чтобы те довели до личного состава его последнюю волю.
Командарм говорил, что они уже сделали все что могли, дошли до населенного пункта, у которого их должны были ждать деблокирующие части фронта, но штаб фронта не сумел обеспечить выполнения задачи со своей стороны. А вот они, голодные, без артиллерии, боеприпасов, то есть почти безоружные, тем не менее, выполнили. Командарм спокойно, без всякой напыщенности просил передать его личную благодарность всем бойцам. Далее он заявил, что не вправе требовать от них большего, чем они уже сделали, то есть невыполнимого. Потому группам выдвигаться согласно намеченным маршрутам и счастливый путь, если сумеют прорваться...
- А если не сумеете...- тут Командарм акцентировал свои дальнейшие слова, так чтобы они дошли до каждого стоявшего перед ним командира.- Если прорваться будет невозможно, то я разрешаю сдаваться в плен, и не буду рассматривать этот плен как предательство...
Для того чтобы бойцы и младшие командиры уяснили это столь необычное для Красной Армии напутствие, Командарм озвучил его лично перед строем штабной группы, а далее "солдатский телеграф" донес это до всех, даже если отдельные командиры сочли нужным утаить это от своих подчиненных.
Зачем так поступал Командарм? Он этого не объяснял, и некогда было, да и как объяснить то, что здесь понять мог, пожалуй, он один. Потом это было настолько невероятно, что ему вряд ли бы поверили эти измученные, голодные люди. Ни за чтобы не поверили, что глава страны, вождь, пользующийся непререкаемым авторитетом у большей части советского народа, что он ради сохранения своего народа, чтобы грузины не мучились, не голодали, не холодали, чтобы оккупанты не насиловались грузинок, готов без счета положить другие, попавшие под его неограниченную власть народы. Раз Хозяин, ценит только жизнь своих соплеменников, то и он, Командарм, имеет полное право поставить жизнь своих подчиненных, где подавляющее большинство составляют уже его соплеменники, поставить превыше всего, и если им не посчастливится, то пусть сдаются, а не кончают жизнь самоубийством, как негласно велит им так называемый "отец народов", заявивший, что солдат Красной Армии сдавшийся в плен - предатель. В плену ведь тоже можно выжить, вернуться домой к родителям, женам, детям. Кто-то же должен позаботиться о жизни людей, на которых наплевать в Кремле, потому, что там верховодят два грузина, и в штабе фронта, потому что Комфронта человек без национальной принадлежности.
До линии фронта оставалось не более четырех километров, когда группа из примерно пятисот человек во главе с Командармом, до того успешно избегавшая встреч с крупными заслонами немцев, на таковой все-таки нарвалась. Когда преодолевали открытый участок она попала под артиллерийско-пулеметный огонь. Попытались прорваться - не получилось. Группа залегла. Командарм приказывает отходить назад в лес и там разбил группу на более мелкие, по сорок пятьдесят человек и опять поставил задачу расходиться "веером". И вновь он напомнил, что не вправе требовать прорываться к своим любой ценой, что главное - остаться в живых. С этой целью, появившиеся тяжелые и средней тяжести раненые, чтобы не тормозить движения здоровых, остались на месте дожидаться немцев, чтобы сдаться в плен.
Едва разошлись, как по бывшему местоположению группы отбомбилась, дождавшаяся приемлемых метеоусловий немецкая авиация, после чего туда же устремились штурмовые отряды противника... и нашли лишь характерные следы недавнего пребывания нескольких сотен людей, да не ходячих раненых с белым флагом, готовых сдаться. Разозлились немцы, что противник вновь ушел у них буквально из рук... но на раненых злость срывать не стали, даже оказали кое какую помощь, правда, совсем тяжелых тут же пристрелили.
Теперь Командарм возглавлял группу всего лишь в полсотни человек. На этот раз не повезло сразу же. В лесу напоролись на немцев численностью до роты. Уже по густоте автоматного огня противника Командарм понял, что "орешек" им не по зубам. Он приказал срочно менять направление движения. Они стали уходить, немцы преследовали не отставая... И тут Командарма догнала пуля. Фортуна отвернулась окончательно, ибо та пуля попала в крайне неудачное место. Даже в сердце или в висок было бы лучше - мгновенная смерть и никаких мучений. А тут... не убили, но фактически сразу лишили способности передвигаться его огромное, сильное тело. Пуля угодила сзади в так называемую седалищную кость. Не повезло? А может не так уж и не повезло? Он ведь знал, что ему никак нельзя живым выходить из окружения. Сама посылка за ним специального самолета весьма красноречиво о том свидетельствовала. Там его ожидали суд и позор. Причем это случилось бы даже в том случае, если бы он смог вывести большую часть армии из окружения, а уж теперь тем более. Да, он сделал все, что мог, как и его солдаты, но идти с ними далее он уже не в состоянии и не только физически, ведь если его будут судить, то его позор ляжет и на них, его солдат...