День подходил к концу. На стены набрасывались тени, словно мушки, мотыльки на лобовое стекло автомобиля. За покрытым лаком столиком сидел человек, всматривающийся в стену. Он думал о том, что не знает, сколько ему ещё отведено дней и о том, что успел уже сделать, о том, что, безусловно, необходимо менять что-то в своей жизни. Он решил, что будет искать…
Весенний пессимизм
Погода действительно была ужасающей: то лучи солнца ублажали человеческое самолюбие, то теребила его темнота туч.
Природа заставляла человека почувствовать страх, но вместе с тем, словно бы сама, боясь чего-то, разгоняла ветер до огромных скоростей и шептала невнятные звуки, шелестя ветвями голых деревьев. Этот шёпот сливался с человеческим, превращаясь в голос, возвещающий все десять заповедей и заставляющий вздрогнуть даже мышь, уютно расположившеюся в своей норке. Голос делался то очень громким, готовым разорвать барабанные перепонки, в эти минуты он был настолько различимым для слуха, что даже странствующий Моисей не слышал его с такой чёткостью, то голос делался слишком тихим и неразборчивым.
Иногда из-за туч выглядывало солнце, и свой зоркий взгляд опрокидывало на землю, напоминая глаз, внимательно смотрящий в замочную скважину. Внимательно и боязливо… Лучи света, падая на лужи, отражались — и Вера щурилась. Когда это происходило, Верино лицо не казалось уже таким красивым и безупречно сложенным. Но как только светило, уставшее за миллионы лет, на несколько минут зажмуривалось, всё возвращалось на свои места: прекрасные губы вновь наполнялись своим «красным» очарованием, морщинки исчезали, хрусталики впитывали цвета приходящего лета. Словом, распускался после ночной паузы цветок. Божественной красоты цветок, чудо природы.
«Смотрите, вот она перед вами, истинная и прекрасная!», — свистел ветер, развивающий длинные волосы. Он кружил воздушные потоки, играл с Вериным пальто, желал получить поцелуй, но, не дождавшись, сам вручил его теплым губам. Вера закрыла лицо руками — ей стало холодно.
«Почему ветер обдувает только моё лицо? Ведь на улице много людей, но их он не трогает, — подумала Вера и в её душе образовалась неприятная тягучая обида, — Мне не везёт буквально во всём. Это потому, что я слишком много требую от жизни. Требую понимания, счастья, порой безумия…».
Красота привлекла стихию, но Вера не заметила этого. Ветер, разозлённый безразличием к его чувствам, непонимающий обид, подарил Вериной щеке лёгкую, но решительную пощечину, отчего лицо девушки покраснело. Вера чуть было не заплакала.
Солнце отогрело надежду — Вере стало на секунду спокойнее. Через секунду, когда небесный глаз был закрыт телом неуклюжей тучи, в юной голове родилась мысль: «Ужасная погода! Ужасная, как и вся моя жизнь». Но неужели жизнь Веры столь ужасна? Ни мыши в норах, ни люди в домах не могли точно ответить на этот вопрос. Их наблюдательность сводилась к другим персонам.
Девушку грыз пессимизм и страх…
Разве борьба солнца и туч, музыка весны и появляющихся листьев, не могли родить в её душе что-то оптимистическое? Почему всё это не пробуждало у неё светлых чувств? Вера хотела получить их, но мешал страх.
Девушка страдала…
Почки давно уже пробились, природа пробудилась. И, может быть, пробудилось бы Верино спокойствие, если бы не эта сегодняшняя погода, действующая на нервы и СПИД, крепко вцепившийся когтями в жизнь.