Львицы и не собирались нападать сразу, они прекрасно понимали, что перед ними не леопард, а другой, более крупный зверь. Львы заняли позицию перед тигром, окружив его и прижав к кустам; они рычали и бросались на полосатого хищника, быстро отпрыгивая назад и ни в коем случае не доводя схватку до контакта. Тигр тоже рычал на них, резко поворачиваясь к нападающей львице и демонстрируя ей свои огромные клыки. В целом обе стороны угрожали друг другу, пытаясь прощупать возможного противника.
Вскоре появился и лев-самец. Широкогривый красавец явно уступал в размерах тигру и выглядел более легковесным, поэтому тоже не стал сразу обострять ситуацию (самец весил в полтора раза больше своих самок, а мускулистые элегантные львицы весили в два раза меньше тигра!): звери рычали и ревели, они быстро двигались, стараясь получше исследовать возможности противника. Львы могли надеяться, что их противник хоть и силен, но слишком неповоротлив, и в этом случае атака на него вполне могла увенчаться успехом, но тигр не уступал львам ни в быстроте, ни в агрессивности. Конечно же, если вся львиная стая одновременно бросится на врага, то, само собой разумеется, одолеет его; но львы — не герои, и лишняя царапина, и уж тем более, — рана никому из стаи не нужна, а ведь теперь, по прошествии первых минут прощупывания противника, им стало яснее ясного, что несколько львов в результате такой схватки наверняка получат тяжелые раны. Хищникам не нужны ни медали, ни ордена — им нужна всего лишь еда, и чем с меньшими затратами она будет добыта, тем лучше, поэтому плотоядные существа и стараются нападать на слабых, больных или же молодых животных, а не на зрелых и опытных. Судя по всему, этот тигр в данном конкретном случае не представляет угрозы львам, но он является для них конкурентом в добывании пищи, однако он всего лишь один, то есть еды ему надо гораздо меньше, чем стае львов, и плюс к тому же победа над ним обещает быть трудной. Конечно, полосатого хищника можно попытаться уморить голодом, но это обоюдоострое оружие, и вернее верного, что, в конце концов, будет схватка, а значит, — и тяжелые раны, что никому не хочется. Вот если бы противник был на открытом пространстве, тогда можно было бы искусать его, нападая сзади, и нанести ему множество ран, самому оставаясь в безопасности, но в данном случае тигр выбрал достаточно хорошую позицию и от агрессии сзади надежно защищен кустами. Скорее всего, противостояние должно было закончиться без единой царапины, но львы все не уходили. Они уже не нападали немного отошли, да и тигр выжидал, не обостряя ситуацию, ибо ему противостояла целая стая. Наконец, лев-самец перестал рычать и пошел в сторону — это был сигнал вожака всей стае: львицы успокоились и тоже отошли от тигра. Львы еще немного постояли поодаль, а потом, не торопясь и время от времени оглядываясь, ушли насовсем.
…День шел за днем, а я все так же жил, как и раньше. Кончилось лето, и начался новый футбольный сезон. Меня пригласили играть за сборную, но я наотрез отказался; тогда мне пообещали капитанскую повязку, но я все равно не согласился: было бы несправедливо играть против обычных землян, используя мою нечеловеческую точность мира Халы и свое умение концентрироваться, основа которого — знания Хозяина Миров. Играя в сборной, ты защищаешь цвета своего флага, играешь за свой народ, за свое государство, и суть такой игры — не деньги, а патриотические побуждения — как на войне; в то же время, играя в клубе, ты играешь за честь клуба (сегодня ты в одном клубе, завтра в другом, а послезавтра — в третьем); понятие чести клуба размыто и непостоянно, поэтому ты играешь в основном за деньги, и чем их больше — тем лучше, а значит, и психологическая цена игры в клубе гораздо ниже цены игры в сборной, даже в том случае, если ты играешь и в клубе, и в сборной одинаково сильно и успешно.
Отказываясь играть в сборной, я вновь обдумал свое положение, и пришел к интересным выводам. Моя точность и умение правильно распределять усилия дают мне возможность не только успешно зарабатывать деньги футболом, но также и заниматься баскетболом, гандболом и прочими спортивными играми, ведь в них тоже требуются те же качества, что и в футболе. Я попробовал закинуть мяч в баскетбольную корзину, и оказалось, что я попадаю в нее с любого расстояния, с которого могу добросить мяч, причем попадаю всегда, раз за разом, безошибочно, как машина. Я забрасывал мяч, находясь на одном конце поля, в корзину, находящуюся на другом; забрасывал, кидая и правой, и левой рукой, а также обеими руками вместе, забрасывал как с открытыми, так и с закрытыми глазами.
Еще я попробовал себя в спортивной снайперской стрельбе и выяснил, что при стрельбе из винтовки или пистолета по неподвижной мишени мне совсем не нужны глаза — у меня настолько точная координация движений, что я могу посмотреть на мишень, закрыть глаза, взять оружие, выстрелить, попав точно в десятку, и только потом открыть глаза. Точность моей стрельбы с открытыми глазами не увеличивается, но и не уменьшается; кстати говоря, она не изменяется и при стрельбе из разных положений, а также при стрельбе от бедра. В тех условиях, в которых соревнуются спортсмены, я мог бы достичь стопроцентного результата, установив абсолютный мировой рекорд, но не сделал этого, руководствуясь теми же соображениями, которые заставили меня прекратить сражаться на войне и отказаться от игры в сборной — это было бы просто нечестно с моей стороны.
Сверхчеловеческая точность и быстрота позволяли мне успешно состязаться в бадминтоне, волейболе, а также в настольном и в большом теннисе: я запускал волан в первых подачах игры со скоростью более 350 км/ч, и подавал мяч в большом теннисе (тоже в самом начале игры) со скоростью около 250 км/ч — столь мощные подачи давали мне неоспоримое преимущество в начале матча, которое я, уставая и, соответственно, подавая все мягче и мягче, старался не растерять впоследствии. Проще всего мне было, конечно же, в настольном теннисе: тут требовалась исключительная точность и скорость при довольно средних физических нагрузках.
В это же время я попробовал реально оценить свои силы в спортивных единоборствах с людьми, и понял, что в долгом поединке с профессиональным спортсменом я, конечно же, проиграю — у меня просто не хватит сил, однако в скоротечной схватке продолжительностью до двух-трех минут у меня есть реальные шансы одолеть даже очень сильного соперника. В это время я буду быстр, как ветер, и силен, как слон, не говоря уже о филигранной точности движений, тончайшего ощущения времени и быстроты пространственного мышления. Скорость и сила закончатся быстро, они уйдут вместе с приходом усталости, и тогда поединок будет семимильными шагами приближаться к моему поражению. Я полагаю, что правила поединка не имеют для меня ровно никакого значения — меня не пугает ни бокс, ни восточные единоборства, ни борьба, ни что-либо подобное — после разнообразных схваток в мире Халы я вполне готов к любым сложностям и неожиданностям.
В борьбе я не стал себя пробовать, ведь борьба — это мощные долговременные тяговые усилия плюс тяжелые рывки и броски, а у меня в наследство от Халы осталась способность к точным молниеносным ударам огромной силы: в драке без правил с использованием холодного оружия — ножа ли, кастета ли, шпаги или же чего-либо подобного, я наверняка выиграю у любого человека, но чистая борьба по правилам — не для меня, — скорее всего, мне вряд ли удастся одолеть сильного соперника, хотя все равно у меня есть неплохие шансы на победу.
Я очень опасался за свою голову — головой надо думать; еще я боялся за свои кости, мышцы и связки — мне не хотелось получить травму, но все же любопытство победило, и я решился провести эти эксперименты.
Я решил проверить себя в боксе и каком-нибудь виде восточных единоборств, но получилось немного по-другому. Как-то раз я зашел в спортивный зал, где тренировался один известный боксер (его имя достаточно высоко котировалось в мире) и предложил ему и его тренеру провести тренировочный однораундовый поединок со мной. Они очень удивились моему желанию, но спортсмен все равно регулярно проводил аналогичные тренировки и, тем более, всех своих реальных соперников знал очень хорошо — ему нечего было опасаться меня, поэтому они и согласились. Также меня спросили, почему бой должен продолжаться именно один раунд, и я ответил им, что два раунда я не выдержу — это еще больше успокоило их, но все же они не понимали, зачем мне нужен риск получить травму. Я объяснил им, что мне не нужна травма — я не сумасшедший, однако мне нужен риск и ощущение настоящего боя, которое закончилось с войной, и попросил их в случае чего не избивать меня по полной программе там, на ринге. Они приняли мои объяснения, и мы назначили день. Это должна быть обыкновенная очередная тренировка, поэтому никакой прессы быть не должно, — и ее не было.