Слишком много воды было выпито мной вечером – надо идти в туалет. Я сходил туда, но не лег спать, а подошел к окну. Светили звезды. Я знал, что нашел разгадку. Мой сон – это ответ на все вопросы.
Костер – это звезда, лес – это космос, а наша битва на мечах – это война разумных цивилизаций, война без проигравших, ибо проигрыш означает смерть. Да, самое страшное, что может случиться в жизни цивилизации – это битва с другой цивилизацией. Халане и земляне бились – они выполняли программу, заложенную в них своими мирами, – и они выполнили ее!
Я понял главное для себя: Хозяин Миров должен иметь такую психологическую устойчивость, чтобы просто наблюдать за естественной борьбой разумных цивилизаций и не вмешиваться. Но Владыка Вселенных может не вмешиваться в такую войну только в том случае, если его собственные привязанности и интересы будут очень далеки от всего этого – люди же не вмешиваются, например, в борьбу между бродячими муравьями и оседлыми, потому что результат ее им безразличен. Кто из муравьев победит? Да какая им, людям, от этого разница? Совсем никакой! Так и здесь – спираль развития разума приводит к Хозяину Миров, к настоящему Господину Вселенных, для которого разумные цивилизации с их проблемами то же, что для людей – муравьи. Природа мудра, и нельзя забывать об этом.
Той ночью я так и не заснул, все стоял у окна, смотрел на звезды и думал. А потом наступило утро, и она проснулась. Мы вместе позавтракали, а затем женщина стала собираться на работу. Она подошла к двери и сказала мне:
– До свидания.
– Прощай – отныне наши дороги расходятся!
– Как! Так сразу?! – удивилась она. – Ведь все было так хорошо, и вдруг теперь это?! Мы еще столько не сказали друг другу, столько не сделали…
– Будь я человеком, я бы согласился с тобой – наши отношения действительно развиваются по восходящей линии, и мы действительно многое не успели к сегодняшнему дню, но я уже давно не человек, и в этом заключается мой тяжкий крест. Наше расставание сегодня неизбежно.
Она не ответила. Я увидел, как слезы стали наворачиваться ей на глаза – неизбежность легла на ее плечи невыносимо тяжким грузом. Я причинил ей несправедливую боль, но не мог иначе.
Я увидел смятение в ее сердце и слезы в ее прекрасных глазах, когда она бросилась передо мной на колени.
– Молю тебя, не оставь нас своей милостью! Будь снисходительным! За себя прошу и еще…
Просьбы и просьбы – чуть только человек найдет кого-нибудь сильнее себя, так сразу же просит его. Придется по-настоящему объяснить все, оборвав ее просьбу на полуслове:
– Ты просишь меня, а я спрашиваю тебя, как практически вселенский разум спрашивает человека: "Зачем ты пришел ко мне? Хочешь ли ты познать непознаваемое или же только лишь прикоснуться к великому? Но за чем бы ты ни пришел ко мне, знай же, что между мной и тобой – пропасть, и я стою на одной стороне ее, а ты – на другой, и я стою спиной к тебе!" А потому, смертная, молись своим богам – не мне!
– Но почему? – ведь ты сильнее!
– Я предполагаю, что ты права, и это мое предположение основывается вот на чем: мой "отец " может устанавливать правила эволюционирования для целого мира, а я, зная эти правила, использую имеющиеся в реальности ресурсы; боги же используют те ресурсы, которыми вы, люди, их наделяете, а вы настоящей реальности не знаете и никогда не узнаете – это следует из внутренней логики построения этой Вселенной.
То, что есть в реальности и то, что ты думаешь о ней – это совершенно разные вещи.
Преимущество, естественно, остается у реальности, то есть у меня. Ты правильно все поняла, но проблемы людей – это проблемы именно людей, а не кого-либо еще. Да, я могу в отношении почти любого события довести вероятность его совершения от обычной, среднестатистической, до стопроцентной, но что из того? Так что прощай, и не надо связывать меня никакими обязательствами, не надо.
Она ушла, а я ходил по дому и думал. Как-то раз я подошел к зеркалу и глянул на себя – в моих глазах была воля и решимость сделать дело. Я присмотрелся повнимательнее – там была воля, решительность и, конечно же, мудрость.
Я смотрел сквозь свои глаза себе в душу, и она постепенно раскрывала передо мной мои далекие горизонты.
Я видел разноцветную траву, распустившиеся цветы, летящих птиц и прекрасные города, растущие прямо на глазах, видел сердца, полные любви, – это была Жизнь.
Я видел кровь и боль, обломки и осколки, сломанные деревья и завядшие цветы, – а вот это была Смерть.
Я – и Жизнь, и Смерть! Да, это так и есть…
Я видел Миры, одни растущие, а другие – умирающие или же гибнущие, и падающие на них сверху отдельные потоки моего Могущества. Оно выглядело, как туман, но в нем была сила и власть, которую оно несло этим Мирам. А там, еще выше, висело необъятное облако тумана – моего Могущества – цельное и ничем не расчлененное. Жесткие и твердые образования темного цвета стояли на пути от облака к Мирам и разбивали туман на отдельные потоки – то была моя Воля. Тонкие и светлые прямые нити тянулись от Миров и от сгустков моей Воли туда, в сторону, к блестящему светлому шару – это и есть моя Совесть.
Я смотрел на разворачивающуюся передо мной картину самого себя и видел изогнутые лучи переменчивого цвета, которые пронизывали все – и Миры, и Волю, и Могущество, и Совесть. Эти лучи не имели центра, однако они были скелетом, на котором держится все – это была моя Мудрость. Лучи выходили из облака Могущества дальше, в неизмеримую бесконечность и там сверкали всеми цветами радуги. Я видел, как мое Могущество постепенно увеличивается, нарастая исключительно по лучам Мудрости, но там, где не было разноцветных лучей, там не было и тумана – истинное могущество без мудрости быть не может. Все это я – это мой внутренний мир, моя душа.
Я прислушался. Могущество в облаке плескалось, как вода в озере, а затем с шумом водопада изливалось на лежащие внизу Миры. Совесть стучала в такт с ударами моего сердца, и нити ее отзывались серебряным звоном на эти удары. Сгустки Воли молчали, сильные, цельные и замкнутые в себе, а нити Мудрости пели какую-то свою песню, меняя цвета в ритме с льющейся мелодией, и от этой музыки на душе становилось еще чище и светлее – спасибо тебе, моя Мудрость!
Запахи воды и свежего воздуха сплетались в ткань существования Мира, ибо были основой жизни – ее необходимым условием – и там, где они были там была Жизнь, а где их не было – там властвовала Смерть.
…Я отошел от зеркала. День шел, я ходил по дому, лежал, сидел и все время думал. В это время я был наиболее близок к самоубийству, и, когда мое психическое состояние приблизилось к нему, я или, вернее сказать, мы, окончательно разделились.
Теперь нас снова было двое – я и человек. Мы были такие разные – слишком разные, но двусторонняя связь между нами все еще сохранялась, поэтому я помог этому человеку, помог против его воли, и его самоубийственное настроение постепенно прошло.
Мы были отделены друг от друга, но нас еще можно было условно называть как единое целое: "я". "Я посоветовался сам с собой, и мы решили…" – именно эта фраза, несмотря на свою кажущуюся нелогичность, наиболее полно отражала процессы, происходившие во мне (или в нас?) тогда.
Как бы там ни было, но время пришло. Решение было принято мной, а не человеком, и я принялся осуществлять его. Сначала мне необходимо было поговорить с "отцом". Я переместил своего человека в уютное и спокойное место: там были камни, трава, журчащий ручей да невысокие деревья вокруг; людей там нет и не было – люди здесь не появятся еще многие годы; а потом бросил зов в неизмеримую бесконечность:
– Где ты? Где ты? – спросил я Мир и сразу же услышал ответ своего "отца":
– Я здесь.
"Отец" пришел. Он понял, что мне будет удобнее разговаривать с ним, находясь в образе человека, поэтому он создал мужчину и поставил его рядом с моим представителем. Итак, на поляне возле ручья разговаривали два человека – и слова, которые они говорили, были не их словам, а нашими – моими и моего "родителя":
– Выслушай мои рассуждения, "отец", – начал беседу я.
– Хорошо, говори, – сказал он.