— Я врач общей терапии, Ван-Дан идентификационный номер АРВ1716КО1221… —
Он не успел договорить, я грубо его завернул, выкрутил руку и прорычал:
— Давай-ка прогуляемся дружок.
— Только не туда, там пациенты. Справа мой каб…
Не дав договорить, я впихнул доктора в его кабинет и закрыл дверь, из кармана достал небольшой контейнер и активировал его.
— Ты знаешь, что это?
— Это взрыватель, — бесцветно отозвался врач. Тупая скотина. В его взгляде не было того страха, на который я рассчитывал.
— Да, это не просто взрыватель, урод. Это бомба на десять кило, и только попробуй заорать или дернуться…
Врач молча смотрел на меня, и эта тупая рабская покорность выводила меня из себя. Я постарался взять себя в руки и процедил сквозь зубы:
— У тебя есть пациентка, её ИН — МРА12…
— Элли, я понял.
— Отлично, — оскалился я. Меня разбирала злость, от которой сводило челюсть. Мне хотелось наброситься на этого доктора Вана и проломить его башкой столешницу. Руки сами сжались в кулаки. — Ты либо находишь для неё лекарство, либо взлетаешь на воздух. Да, я не могу её потерять. Потому полечу с тобой, если не дашь, что мне нужно!
Последние слова я проорал. Врач начал что-то искать пальцами, закивал:
— Сейчас, сейчас. Я только… Я только указания напишу. Там есть пара больных, они без меня… и-и-и-им не помогут, и всё. Потом нажимай… Я готов.
Док даже не посмотрел на меня, начал быстро что-то набирать на рабочей панели.
Меня охватила ярость. Я схватил его за грудки и шарахнул о стол. Он упал в проход за ним, заохал. Я снова его схватил и с силой жахнул его о стену, но удержал, не дав ускользнуть вниз.
— Ты тупой? Ты не понял? — зашипел я ему в лицо. Мой локоть давил ему на шею, не позволяя ничего сказать. Поняв свою оплошность, я глубоко задышал, стараясь взять себя в руки. И приотпустил горе-доктора.
— Мне, мне дописать… Можно? Ладно? Я так не могу… У меня все мрут… Молодые и дети… Я не могу помочь… — после эти слов док затих на мгновение. А потом из него полилось, как из прорвавшейся плотины. Оказалось, что самые эффективные лекарства пару недель назад вывезло правительство. А остатки выгребла наша контора. В госпитале ничего не осталось.
— У меня все забрали, все забрали… Мне нечем больше лечить. Я больше не могу давать людям витамины вместо лекарств, говоря, что они поправятся. Я каждый день сообщаю жёнам или мужьям, что их супруги внезапно скончались от пустяковых болезней. А каково это — говорить матерям, что их дети умерли? Я учился спасать людей… А не это всё… Убей меня, пожалуйста, а?
— Захотел легко свалить? Не выйдет. Мы все тут паримся, и ты будешь! — шипел я.
— Дружище, я… Я бы обязательно спас Элли, если бы она пришла сразу. Но сейчас я уже не могу, даже если бы были лекарства… — врач громко сглотнул. — Смотри.
Он открыл небольшой сейф. Там была палетка с самовводными ампулами. Две из них, перевязанные, были в сторонке, на них красным было написано «для Элеоноры».
— Боюсь, что этого не хватит… Дружище, достань ещё пару. Пусть Эля уйдёт без боли.
Я не ожидал такого от врача. Ещё год назад такое было невозможно, но сейчас это стало жуткой реальностью. Мои ноги задрожали. Не в силах больше стоять, я просто рухнул в кресло и тихо застонал от безысходности.
Конечно, я достану то, что просит доктор, но это не спасет Элю. Я молча заплакал. Мои глаза оставались сухими, лишь тело выдавало моё состояние, безобразно подёргиваясь.
Док, хромая, подошёл ко мне. Видимо, он хотел напомнить мне, что я тоже виноват в отсутствии лекарств, поэтому положил руку на моё металлическое плечо и похлопал пару раз по нему. Ван глухо сказал, глядя в пустоту:
— Ну, вот и договорились. И коробочку свою не забудь. А то найдет кто, подорвется. А мне лечить не чем.
Он вышел из кабинета не прощаясь. А я ещё долго сидел, собирая свои мысли и чувства в кулак. Я страшился того, что меня ждёт.
День первый
— Я… Я хочу сказать…
— Тихо, я здесь, не трать силы. Я здесь.
Элли замолчала, шумно втягивая воздух. Каждый вдох давался ей с трудом, и сейчас точно было не до разговоров. Она подняла веки и посмотрела на меня потухшими глазами.
— Обещай мне… Слышишь?.. Обещай, что позаботишься о себе… — Эля задыхалась. А я не мог произнести ни слова. У меня ком стоял в горле. Единственный родной мне человек погибал. Ни один врач не мог нам помочь. Боль приближающейся потери сжимала мне виски. Я боялся открыть рот, чтобы из него не вырвался крик, скорее даже вой смертельно раненого зверя.