Выбрать главу
уродства моего тела.  Смерть щелкает пальцами, передо мной возникает рояль:  - На нем играли великие музыканты. Не ублажишь ли ты наши уши нежной музыкой?  Если он скажет сыграть «Лунную сонату», мне придется проехаться его четко очерченным носом по клавишам.  - По правде сказать, мне и играть нечего...  - Какая-то ты замкнутая. Ну, не надо, не каждый же день умираешь.  О, уважаемый господин Смерть, вам не приходилось быть мной. Любая оплошность, и рука сама тянется завязать петлю из первой попавшейся нитки. Мне нужно быть идеальной в поступках, чтобы компенсировать внешность, но ежедневно случается какой-нибудь конфуз. Видимо, господин Смерть, вам действительно не терпится пересчитать клавиши вашим прелестным носом. - Так сложилось, - говорю, делая шаг немного в тень.  - Что сложилось? - неожиданно интересуется Евгений, облокачиваясь на кресло Смерти. Тот дергается, явно удивляясь такому вальяжному поведению Харона.  - Сложилось, что женщина - априори нечто красивое. У девушки должны быть шелковистые волосы, нежная кожа, стройные ноги и красивое тело. Они улыбаются, смотря в зеркало. А мое отражение напоминает мне рыбу-каплю.  Снова скрещиваю руки на груди и опускаю взгляд вниз. Благо, мои ноги скрыты длинной цветастой юбкой. В семнадцатом веке ноги и вовсе считались самой греховной частью тела. Мужчины жаждали хоть глазком взглянуть на длинную, прекрасную, изящную ножку. Гладкая белоснежная кожа очаровывала и привлекала их. Ну, а мои ноги разве что длинные и белоснежные. Но отнюдь не изящные. Они толстые. Чем выше задирается юбка, тем больше кожа походит на корку апельсина. Приходится позволять себе надевать штаны или юбки, которые закрывают колени, чтобы как-то скрыть мои толстые ляжки. А уж что говорить про размер ноги. Золушка имела маленькую ножку. Говорят, что в оригинале сказки злым сестрам пришлось отрезать пальцы и пятки, чтобы влезть в туфельку. Мне бы тоже хотелось взять и отпилить их. Как-то в ванной эта мысль посетила меня. Но, как только ножик прорезал кожу, у меня началась настоящая истерика, а затем и сильное кровотечение. На вопрос матери «Что случилось?» элементарное «Ногти подстригать не умею».  Мне бы хотелось залезть в ванну и отрезать себе все пухлости тела. Чтобы оно наконец-то стало нормальным. Чтобы, вставая утром, мне можно было бы проводить тонкими пальцами по стройным бокам, потягиваться, немного задевая ночную рубашку и оголяя плоский живот. Однако этого не происходило и не происходит, и, какой бы Сейлор Мун мне не приходилось себя представлять, мое ворочание в кровати красивее не становилось. Что касается головы и лица. Стоит ли говорить о веснушках, прыщах, жирной бледной коже, тонких черных волосах, похожих по структуре на солому, которые когда-то мне пришлось отстричь до плеч, повинуясь бившейся внутри меня истерике? В этот комплект входят огромные очки с толстенными линзами, которые скрывают часть прыщей. Единственное, чем в своей внешности я горжусь, так это глаза. Они серые, почти прозрачные. Глаза цвета дождя, которые, к тому же, часто заволакиваются слезами. А сквозь слезы четче видно безысходность. А руки? Руки у меня довольно длинные, и, по сравнению с остальными частями тела, непростительно тонкие. Поэтому в зеркале вместо себя самой всегда вижу снеговика с руками-ветками, когда надоедает изображение рыбы-капли. - Бред, - хмыкает Смерть, - почему не поменять все это в себе?  - Легко сказать, - Артем говорил, что нужно решать проблему только тогда, когда знаешь ее корень. Иначе решение проблемы превращается в отрубание ветвей, а не уничтожение паразита. Вроде идиот, а какими красивыми предложениями он говорил. Корень проблемы кроется в том, что у меня нет никакого стимула, чтобы меняться. Есть люди, которые смогли преобразиться и стать прекрасными; есть люди, которые смогли полюбить свое большое тело, свои недостатки. Но у меня каждый день только отвращение.  У меня настолько низкая самооценка, что ее просто нет. Она - отражение того, что происходило со мной всю жизнь.  - И что же? - Евгений серьезен. Он смотрит на меня и внимательно слушает. Но мне страшно смотреть в его зеленые глаза. В целом, в глаза мужчинам мне вообще всегда было страшно смотреть. А если мужчина был красив... О, черт.  Артем всегда убеждал меня в том, что внутри моей оболочки спрятана красивая душа. Но сейчас вижу, что она, словно вода в графине, приняла форму этой самой оболочки. Душа, ты меня подводишь! Из-за тебя даже в мире ином меня ждет френдзона. Впрочем, так было всегда. И не важно, был мужчина красив и умен, или же глуп и страшен, все, абсолютно все парни записывали меня во френдзону. Потому что кто захочет образовать пару с мне подобной? - Любовь не означает секс, - перебивает Евгений, стуча пальцами по спинке кресла. - Как-раз-таки означает.  Все эти «главное - душа» дохнут, когда перед мужчиной появляется красивая женщина. Его организм так устроен, что он хочет себе сильное и красивое потомство. Оправдания вроде души придумали уродцы, чтобы не чувствовать себя одинокими.  - И что они потом делают, когда тело стареет? Когда тело полнеет? Когда красавица становится чудовищем? - спрашивает Евгений, закончив смеяться. - Ищут другое тело. Или ухаживают из жалости и привязанности за тем, какое «любили» до этого, - отвечаю резко, но правдиво. - Любили?! - взрывается он. Огонь ярко вспыхивает. - Любовь - это желание довольствоваться малым. Все остальное - низкие, примитивные желания...  Видимо, Харон представил себе что-то слишком уж отчетливо, потому что Смерть чуть не падает с кресла:  - Держи себя в руках!  - Я не прав?  - Не знаю. У меня своеобразный брак с Жизнью, - отмахивается Смерть, усаживаясь удобнее.  - И все равно, мы знаем, что душа главнее, - настаивает перевозчик. - Просто наверху это еще не все поняли. Внезапно мне приходится сдерживать хохот. О, моя душа от тела мало чем отличается, особенно по меркам современного общества, пропитанного толерантностью. А точнее, толерастией. Дело в том, что перед вами всеми стоит самый настоящий гомофоб. Хотя правильнее было бы назвать меня «гомохейтером», потому что окончание «фоб» означает боязнь, а у меня только ненависть. Артем, кстати говоря, толерантен. Идиот. - И почему же так? - Евгений явно сдерживает смех, косясь на четверых ребят, ожидающих своей очереди. - Может быть, воспитание, - пытаюсь оправдаться и тут же понимаю, что этот аргумент глуп. Мое воспитание заставляет ненавидеть не только гомосексуальные, но и традиционные отношения. Спасибо отцу. Мама любила отца, а тот... Нет. Явно нет. До моего рождения, как мне пришлось узнать, он пил, бил мать, приводил друзей. Когда же мне пришлось родиться, то он просто свалил из дома на несколько месяцев, а после, когда кончились деньги, явился обратно. А что мама? Мама не видела мужского внимания. Ее угнетал пьющий старший брат, а младшая сестра всячески принижала, родители бросили их на произвол судьбы, как только старший достиг совершеннолетия. Поэтому, как только отец ввалился в квартиру, полуживой, в порванной грязной одежде и промямлил что-то отдаленно похожее на извинение, моя мама приняла его с распростертыми объятиями.  Мне вспоминается, как она однажды пришла домой. Эти глаза, полные боли и ужаса. Тогда она впервые застала отца за изменой. Тот, собственно, и не скрывал. Его все устраивало.  - Все-таки он с кем-то трахается, - произнесла она, стаскивая уродливые сапоги, кидая пакет с дешевыми продуктами в угол.  Мне хотелось любви, но не хотелось брака, потому что штамп в паспорте не гарантировал верность партнера и никак не помогал пережить измену. Измену того, кого ты любил все эти годы. Как музыкант, могу сказать, брак - ужасная фальшь.  Мужчины так устроены. Им нужен секс, дорогой Евгений. По крайней мере, большинству. А те, кто ценят душу, давно женаты на сексапильных стервах с «богатым внутренним миром». Харон, словно прочитав мои мысли, до хруста сжимает кулаки. - Все это копится во мне довольно давно. Мне некому сказать, - пожимаю плечами. - К брату совсем этим я не пойду, а сестра говорить-то не умеет. - Ты рассказываешь эти истории, - усмехается Смерть, - чтобы удивить меня?  - Вы сами поставили условия, - не замечаю того, как мои руки больше не скрещены. Чувствую себя Бриенной Тарт на приеме у Болтонов. Ох уж эти гиковские сравнения. Гик, гомофоб, толстуха - просто мега-набор для современного борца с ошибками природы. - Да и чего мне бояться? Куда хуже и ниже?  Смерть хохочет. - Некрасивая внешность, слабость характера и кипящая внутри ненависть. Прекрасно. Что-то еще? Да, впрочем, все. Но это все ерунда по сравнению с тем, что мне не удается находить общий язык с людьми. Мой единственный друг Артем - любовь всей моей гребанной жизни. Но...  Френдзона, бессердечная ты сука! Почему? Мне снова объяснить, почему никому не симпатична рыба-капля? Так вот сложилось, что этот идиот обучался со мной в одной школе. И мы с ним были довольно-таки дружны, несмотря на его беспросветную тупость и желание вывести меня из себя, до тех самых пор, пока он не пришел в белой, очень подходящей ему одежде. А белый цвет мне очень сильно нравился. Собственно, теперь как и сам Артем. Он часто попадал в передряги. Например, в аварии, которая унесла бы на небо любого человека, он остался жив и, как бы это ни было удивительно, здоров. Говорят, если суждено умере