Солнце уже почти село, жара спала, и появились первые комары. Голодные и жутко надоедливые, они натужно гудели над ухом, заставляя постоянно отмахиваться. Обычно я их магией отпугивал, но сейчас колдовать нельзя, слетит отвод, поэтому только ручками, как все люди.
— Ну а ты чего? — у ближайшего ко мне костра во всю шло какое-то бурное обсуждение, человек шесть бойцов ждали обед и развлекали себя солдатскими байками.
— Да ничего! Рубанул от всей души, да в яму сбросил! — махнув рукой, рассказчик поправил спадающий ремень, и сделав важное лицо, добавил что-то матерное.
— И зачем? Надо было хоть узнать где он кошель оставил! — с досадой упрекнул его другой боец, сидящий ко мне спиной.
— Не подумал… Потом только, когда уж поздно было. Злость меня взяла, вот голова и отключилась… — демонстративно вздохнул его собеседник.
— Да врешь ты всё… Не может такого быть чтобы ты про деньги забыл! — подключился третий.
Я хоть и не особо любопытен, но тут заинтересовался, подошёл поближе, и присев на заготовленное в качестве дров бревно, прислушался.
— Перун свидетель, так всё и было! — возмущённо подскочил рассказчик, и выдал ещё с десяток почти одинаковых клятв, отличавшихся лишь именами упоминаемых богов. Вот только никто ему не верил, солдаты лишь улыбались и многозначительно переглядывались.
— А ты Мораной поклянись, тогда может и поверим… — произнёс кто-то, и все сразу же замолкли. Замолчал и рассказчик, клясться именем этой богини он явно не хотел, и возможно даже не потому что врал.
В итоге, прежде чем услышать то что меня интересовало, я выслушал кучу пошлятских анекдотов и заумных теорий, но кое-что всё же удалось подчерпнуть. Коснувшись темы командования, солдаты стали обсуждать воеводу. Говорили про то что люди его уважают, и про то что когда-то он был дружен с папой нашего князя. Будучи старшим сыном главы рода, он хоть и был одарённым, но крайне слабо, поэтому отказался от наследства в пользу младшего брата, который, в отличии от него, являлся одним из самых сильных магов-боевиков княжества.
И хотя ничего более я не узнал, — солдаты переключились на обсуждение трофеев и чужих амурных успехов, возвращался в комнату в хорошем расположении духа, намереваясь заставить себя вспомнить недостающие элементы.
И надежды мои были не беспочвенны, пока сидел у костра с солдатами, в голове что-то шевельнулось, какое-то совсем мелкое и ничего не дающее воспоминание, но это был тот след по которому появлялся шанс найти в каком месте моего мозга спрятана нужная информация. А учитывая что за последние дни в магическом теле произошли достаточно серьёзные изменения, это был не просто шанс, а задача с вполне прогнозируемым результатом.
Откладывать не стал, действовать надо быстро, пока не развеялся нужный «запах». И я, прикрыв поплотнее дверь, улёгся на жесткую кровать, закрыл глаза и старательно отсекая все лишние мысли, погрузил себя в транс. Даже не транс — управляемый сон. Процесс это не такой скорый и не настолько эффективный как прямое вмешательство в энергетику тела, но пока мне был доступен лишь этот способ.
Несмотря на то что всё было готово, «уснуть» получилось не с первого раза, но когда я всё же добился успеха, воспоминания всплыли сами собой.
Первое что увидел — зиму, вокруг снег, я совсем маленький и стоящий напротив человек кажется мне горой. Лица его я не вижу, но понимаю что это и есть Михайло Галицкий. В огромном тулупе и меховой шапке, он неожиданно наклоняется, и я словно птица взмываю в воздух. Восторг вперемешку со страхом в моей маленькой голове рождает крик, но на великана это никак не действует, он так и продолжает меня подкидывать. Воспоминание на этом обрывается, и сменяя декорации перед моим мысленным взором появляется следующая картина. Здесь я уже постарше, судя по изменившимся пропорциям лет мне шесть или семь. Лето, вокруг все цветёт и пахнет. Я сижу за столом, слева от меня Галицкий, а справа дед. Они обсуждают что-то непонятное для моего маленького мозга, поэтому суть разговора мне уловить не удаётся. Единственное что я понимаю, то что речь идёт обо мне и какой-то тайне которую нельзя никому открывать.
Картинка меняется ещё раз, и теперь мне уже лет двенадцать или около того. Я рядом с дедом, а напротив стоит Галицкий, он улыбается мне, и косясь на деда что-то ему говорит. Потом они отходят в сторону, и дед шутливо толкает Галицкого, от чего тот едва не опрокидывается. Оба смеются, мне тоже весело, но на этом всё и заканчивается.