- А то как же! - гордо приосанился старик. - Воевал! Унтер-офицер Пахом Боровиков, отделенный командир 4-го отделения 4-го взвода 15-й роты 124-го пехотного Воронежского полка!
- Небось и Георгиевский крест имеешь, дед Пахом? - почему-то не поверил ему Семен.
- Не без этого. Два креста 4-й и 3-й степени имею. Может, и больше было бы, да революция случилась... Первый за разгром батареи австрийской ишшо в 14-м под Гнилой Липой, а второй за то, что добровольцем в тыл ползал и охвицера приволок венгерского...
- А после революции куда?
Дед спокойно посмотрел на нас.
- А наш полк " череп и кости" в июле 17-го надел и на Румынский фронт отправился. А в ноябре хохлы к своим подались. А я в бригаду к Михаилу Гордеевичу и на Дон пробиваться.
- К какому Михаилу Гордеевичу? - недоумённо спросил я.
- Эх, воробьята вы неграмотные. К Дроздовскому, * какому же еще?
Повисла тишина.
Оказывается, перед нами сидел бывший белый унтер-офицер!
- Чего воробьята? - усмехнулся дед Пахом. - Напугалися? Не боись, ни немцам, ни полицаям я вас не сдам. А не сдам я вас, потому что, во -первых, все мы русские, а с германцем война, и неча ему ироду, на земле русской топтаться, а во- вторых потому, что к нынешней Советской власти у меня боле претензиев нетути. Она хучь и поганая - аще нет власти иже не от Бога. Эх, прости Господи, нам бы в 14-м вместо Государя - батюшки вашего гражданина Сталина, глядишь, и германскую** не продули ба.
Бывший унтер вскинул на нас глаза.
- Ну вы, парни это, одевайтеся, а я пойду твою винтовку принесу. - И хлопнул дверью.
Только мы успели натянуть штаны, как дед вернулся. В одной руке он держал мою трехлинейку, а другой бережно прижимал к груди....
- В Бога душу мать! - вырвалось у Семена.
- Не поминай имя Божье всуе, поганец, - строго сказал дед и бережно опустил свою ношу на стол.
Это было красное знамя! В углу золотом было вышито: " 86-й стрелковый полк"..
-Откуда? - выдохнул я.
- Оттуда. - Коротко ответил бывший унтер, передавая мне винтовку и сразу же начиная накладывать в холщовую сумку немудрящую снедь. - О прошлом годе, как германец пришел, коммунисты то драпали, да и бросили... Я и прибрал. Вы уж сынки передайте его гражданину Сталину. Оно вишь, хучь и красное, да русское! Негоже русскому знамени на земле валяться. Отродясь не было того. И не будет!
- Ты ж белый, дед… - пораженно выдохнул Семен.
Пахом Боровиков гордо выпрямился и глядя нам прямо в глаза тихо и внятно сказал:
- Я - русский! Был им, есть и буду. Я - русский! А ты каковский?
...- Вот так вот, внучек, - закончил дед. - На следующий день вышли мы к нашим частям. Знамя комиссару передали.... Немца били. А 9-го мая 1945 года я в Берлине на Рейхстаге расписался...
- А Сталина видел?
- Жукова видел. Сталина нет.
- И деда Пахома не видел больше. Но вот слова его на всю жизнь запомнил. И точно знаю: какая б власть не была - я русский!
-А я? Я белый или красный?
-Ты? Ты внучек, вроде как аристократ. А уж какого ты цвета - сам решай. Не маленький, поди.
Тогда я деда не понял (честно скажу). Но сейчас, вспоминая эту историю и видя творящийся вокруг беспредел, знаю.
Я не белый (хоть и аристократ) и не красный (по определению). И уж тем более не россиянин....
Я - русский!
А вы?
*Дроздовский Михаил Гордеевич - русский военачальник. Генерального штаба генерал-майор. Участник русско-японской, 1-й Мировой и Гражданской войн. Один из видных организаторов и руководителей Белого движения на юге России.
** Имеется в виду 1-я Мировая война.
Память.
Республика Удмуртия. 2014-й год. Ранняя весна.
Я тороплюсь на встречу со своим (литературным) Учителем, замечательным человеком, художником и литератором И.А. Сорокиным. Меня распирает от гордости! Ведь причиной встречи, (о которой мы договорились пару дней назад по телефону), является моя первая серьёзная работа " На круги своя", которая, по мнению Учителя, нуждалась в некотором рецензировании. **
Скажу сразу, рецензию он мне написал. Правильную. Честную. Но не она (ни моя работа, ни рецензия на неё), помогла мне понять, что такое на самом деле литератор! а разговор на лавочке (уже после того, как мне была вручена просимая рецензия). Занял этот разговор с Учителем от силы час, а его итогом стал целый цикл статей и моё осознание того, что я смогу стать литератором, если сумею (а это дико сложно), писать правду, только правду и ничего кроме правды...
1223 год. Битва на реке Калке. Первая встреча русских с монголами на Залозном шляху, который, после этой первой битвы, стали звать Слёзным шляхом. Битва при Калке положила начало монгольскому игу.
3 февраля 1252года. Умирает князь Святослав Всеволодович Суздальский, (в крещении Гавриил). С его смертью переворачивается одна из последних страниц истинно великой Золотой Руси.
1265 год. Средний сын Александра Невского, князь Андрей Городецкий, собирается - с помощью Орды - сбросить старшего брата Дмитрия с Великого Княжения Владимирского, для чего посылает в Орду к темнику*** Неврюю гонца с грамотой о восставшем Новгороде и волнениях в Переславле. Гонец останавливается в Суздале и просит княжеского ключника убрать грамоты на ночь в княжескую казну….
... - Ты, верно, знал Дмитрия Святославовича хорошо?
Старый ключник пожевал пустым ртом в сетке серых морщин. Отмолвил неожиданно ясным голосом.
- Я ещё самого Святослава Всеволодича, Царствие ему Небесное, помню.
Гонец глянул внимательнее, веря и не веря.
- И храм строили при мне! - прибавил старый ключник. Глаза у старика были ясные, голубые, на печеном как яблоко лице, и смотрели умно.
- Я и Батыеву рать видал!
... - Великий князь был Святослав Всеволодович! И на престоле сидел во Владимире, и здесь княжил достойно... Ты сам то, молодец, у кого служишь? Андрея Александровича? Знаю! И батюшку его знал, князя Александра, и Андрея Ярославича знал. Строгий князь был, Александр Ярославович, а только до нашего князя Святослава не достиг... Тот был из прежних, а эти уже... Другие они люди....
- Митрополита Кирилла знаю. Видал, говорил даже с ним. Он под мой норов. Тоже из тех, из прежних.... Больше были нонешних люди. Чего не знали, когда, а совести, той было поболе у них!
Вам, нонешним, уже того не понять. Вы по силе судите. Кто одолеет, тот у вас и набольший. А надо не так! Ты спроси, что после себя оставишь? Вот Юрий, князь Долгие Руки, оставил города, Всеволод - храмы. А битвы можно выиграть и проиграть.... А города и храмы - то память! Народу память нужна!
Знаю и татар, и половцев знал. Те же татары, только зовут их теперь иначе, а память пропала! Как память потерял народ, считай, нет народа...
...Этот монолог старого русича, пронёсшийся через века и процитированный Учителем по памяти, зацепил меня...
Однако, (молодость вечно торопится с выводами), скоро я был совершенно сбит с толку...
Учитель достаточно терпеливо меня выслушал, сначала по поводу Белого движения и Колчака, который, по моему тогдашнему мнению, был "Великим Адмиралом", потом про Деникина, который мог бы стать "Спасителем Отечества", а вот когда я окрылённый его интересом перешел к Николаю Второму и начал рассуждать о его святости, он улыбнулся и заявил:
- Чушь — это всё. Ты же умный человек. А несёшь ересь!
Я, разумеется, поспешил уточнить, в чём, собственно ересь? После моего вопроса Учитель некоторое время думал. Потом ответил:
- А в том, что родились мы с тобой в стране Советов рабочих и крестьян, а не в какой-то другой.