Жив ли.
Маринетт ненавидит собственное подсознание, играющее с ней дурацкие шутки. Это ведь всё из-за того, что она в полной мере после раскрытия осознала, что человек, которого она любит всем сердцем, — каждый раз умирал за неё, жертвуя всем ради её безопасности. Это приносит ей ужасную боль. Стоит только вспомнить любую из битв, когда их жизни висели на волоске, как мысли вытаскивают из подкорки слова «Адриан Агрест = Кот Нуар».
И Маринетт замирает.
Застывает, подобно мраморной статуе. А потом — разбивается на тысячу унций, вспоминая каждую его смерть.
И голубые холодные глаза.
Глаза, принадлежавшие Коту Нуару. Адриану Агресту.
И от этого становилось ещё больнее.
Погрузившись в очередные безрадостные мысли, Леди не сразу осознает, что Адриан проснулся, чувствуя чьё-то присутствие в комнате.
Плагг, разумеется, крепко спит; обычно он часто выпроваживал Леди прочь со словами: «Тебе нужно выспаться, маленький Жучок. Завтра будешь похожа на опухшего тридцатилетнего мужика с таки-и-ими вот синяками под глазами».
Однако сегодня Плагг слишком сильно вымотался и не слышал ни звука от незваной ночной гостьи.
Поэтому Маринетт остаётся сидеть, обхватив себя руками за плечи, и смотреть в одну точку.
Поэтому она ничего не слышит и не видит: видения снова захватили её.
Поэтому Адриан открывает глаза и видит её, испуганную, сжавшуюся в маленький комок: Маринетт явно чувствует себя неловко здесь.
Почему же она пришла?
Он тихо садится на постели, отмечая, что Леди его совсем не слышит, и, помедлив, протягивает к ней руку. Осторожно кладёт на девичье плечо и несильно сжимает в качестве поддержки.
От этого невинного, казалось бы, жеста, Маринетт подскакивает как ужаленная и во все глаза смотрит на него, такие пронзительные, тёмно-голубые. Адриан мамой готов поклясться, что она жутко покраснела — жаль только, что темнота скрывает какие-либо мелочи.
— Моя Леди? — негромко зовёт Адриан.
Молчание.
— Маринетт? Принцесса…
Она всхлипывает, мотая головой, прячет лицо в ладони.
— Прости, — сдавленно выдыхает Маринетт, стараясь успокоиться и взять себя в руки.
«Только не разревись, только не разревись, — прокручивает она у себя в голове. — Не хватало ещё выставить себя полной дурой и нюней».
Но…
Кошмары от этого никуда ведь не денутся.
— Эй, Мари, — ласковым шёпотом зовёт Адриан, нарочито медленно скользя кончиками пальцев по всей её руке от плеча до кисти, намереваясь обхватить её дрожащую ладонь.
Маринетт выдыхает и, прикусив губу, поднимает на него голову.
Адриан вздрагивает, видя в драгоценных для него океанах глаз боль и слёзы.
И он неожиданно понимает, что могло заставить Маринетт прийти сюда посреди ночи, и от этого сердце сжимается от тоски: Леди не так давно случайно обмолвилась о кошмарах и… Адриану не нужно было долго думать, чтобы связать два и два и понять, что именно она в них видела.
Потому что после раскрытия он с трудом засыпал по той же самой причине. Особенно после раскрытия.
Страх потерять Маринетт, свою дорогую подругу и напарницу, любовь всей его жизни, материализовывался в его ночных кошмарах.
— Сними трансформацию, — просит он, переплетая с ней пальцы. — Пожалуйста.
Маринетт покорно отпускает Тикки, которая тут же скрывается в темноте, чтобы не мешать им. Из груди доносится удивлённый вздох, когда Адриан вдруг садится ближе и мягко прикасается губами к её ладони затянувшимся поцелуем.
— Иди сюда, — шепчет Адриан, притягивая её ближе, и…
Ну, серьёзно, разве можно тут хоть как-то сопротивляться?
Адриан притягивает её в свои объятья, и Маринетт уютно устраивается на его груди, прижавшись ней ухом. Сильное биение его сердца успокаивает её, приносит умиротворение. Кожа словно вспыхивает в тех местах, где Адриан, обнимая, случайно касается её тела — Маринетт могла бы частично проклинать так не вовремя задравшуюся футболку, если бы не нежные поцелуи, которыми Адриан начинает одаривать её лицо.
Их ноги оказываются переплетены — и это, пожалуй, лучшее место на свете, рядом с ним. Маринетт осталась бы так навечно.
— Что тебе снилось, Багибу? — наконец, негромко спрашивает он.
Пальцами Адриан успокаивающе поглаживает её спину, и это добавляет Маринетт уверенности. Поколебавшись несколько минут, она, наконец, начинает описывать всё то, что измученный разум подкидывает ей по ночам; то, чем рано или поздно доведёт её до отчаяния. Ментально или физически — неважно. Суть тут вся в том, поддастся она или нет. Сможет выкарабкаться из затянувшегося кошмара или так и останется прозябать в нём.
Горячие губы Адриана прижимаются к её лбу, напрочь выбивая посторонние мысли из головы.
— Прости, Принцесса, — шепчет он, опаляя её лицо дыханием.
— Ты невыносимый суицидник, — всхлипывает Маринетт и прижимается к нему ещё ближе — расстояние, уже недопустимое между «просто друзьями».
Адриан это чувствует, но его устраивает абсолютно всё.
Он скользит пальцами под подбородок Маринетт и вынуждает её поднять на него голову.
— Это моя работа — защищать тебя, — серьёзно говорит Адриан. — Париж не справится без тебя, если с тобой что-то случится плохое.
Маринетт прикусывает губу изнутри, стараясь не расплакаться.
— А я не справлюсь без тебя, если что-то плохое случится с тобой, — в том же духе отвечает она ему, неотрывно глядя Адриану прямо в глаза; задержав на миг дыхание, Маринетт прижимает ладонь к его груди, слегка поглаживая, где так отчаянно бьётся молодое влюблённое сердце. — Ледибаг нужен её Кот Нуар.
— А Коту нужен лишь только его единственный Жучок, — улыбаясь, вдруг говорит Адриан.
Маринетт жутко краснеет.
А в следующий миг — его губы находят её и отказываются отстраняться.
— Я рядом, — шепчет Адриан после продолжительного поцелуя, прерываясь лишь на короткий миг. — Слышишь меня? Ты никуда не денешься от этого кота, ты серьёзно влипла, Миледи!
Маринетт жмурится, улыбается и крепче прижимается к нему. В голове ни одной мысли — в то же самое время там ни одной приличной мысли — она так близко, так близко к нему сейчас. Ей хочется остаться так на веки вечные.
И она останется.
Адриан докажет ей это нынешней же ночью, и будет доказывать каждой следующей.
Но пока что…
— Я рядом.
И разве что-то ещё имеет значение?