— Мам, вы ж не будете против, если мы с Шурой выйдем за порог на пять минут?
От услышанного «Мам» Александре стало нехорошо, но она послушно пошла за Ильёй в сени, а оттуда на двор.
— Ты что себе позволяешь? — зашипела она, когда закрыла дверь в дом.
Мужчина стал совсем вплотную к Александре и, наклонив ещё и голову к её лицу, негромко произнёс:
— Я им сказал, что сплю с тобой.
— Что? — возмущённо выкрикнула девушка, не подумав о том, что нужно говорить тише, чтобы этого вранья никто больше не услыхал.
— Что слышала! Сказал, что ты моя ещё с зимы. Только брыкаешься, замуж за меня идти не хочешь...
— Да как ты посмел?! — шипела Саша. Она, было, замахнулась, чтобы влепить этому нахалу ещё одну пощёчину, но, наученный уже, он резко перехватил её руку.
— Даже не вздумай! — предупредил. Затем, чуть ослабив хватку, продолжил. — А ещё я им сказал, что у меня подозрения, будто ты уже забеременела от меня...
Саша лишь открыла беззвучно рот, захлёбываясь от невысказанного возмущения.
-...и они мне поверили. Так что, сама решай: или ты сохраняешь своё лицо и выходишь за меня, или я по всей вашей деревне и округе разнесу, что дочь у Паши, та ещё вертихвостка!
— Ты не посмеешь!
— И в институт к тебе наведаюсь! А теперь пошли в дом, Шура, не будем заставлять женщин волноваться, тем более Надежде это вредно.
Саше было ужасно стыдно смотреть матери в глаза. Сестре с её мужем — тоже, но матери... Та всегда воспитывала девочек своих в строгости, нравственности, не одобряла Параскевия отношений до брака. «Какой же позор! — думала Александра. — Мама, моя мама, которая всю жизнь хранит верность погибшему отцу! Что она теперь думает обо мне?»
Рассказывать домочадцам, что Илья их обманул, было бессмысленно. Даже, если бы они поверили ей, всё равно Саша боялась, что свою угрозу он исполнит. Только, в отличие от семьи, соседи и прочие сельские жители с удовольствием будут перемывать им всем косточки, даже своих выдуманных подробностей с удовольствием добавлять будут, чтоб сплетни интереснее ещё казались. А это разобьёт сердце Параскевии ещё сильнее, чем известие, что уже сообщил «жених».
Не находила выхода девушка из создавшейся ситуации, не знала, что предпринять, чтоб прогнать отсюда и из жизни своей Илью этого. Её помощники тоже ничего не предпринимали. Марии такой поворот событий нравился, хоть она и не одобряла методы мужчины. А Евгений... Он в лес рванул, когда услышал только что, как Сашенька сказала «Да, я выйду за тебя». При всех сказала, чтоб маму успокоить, которая взволнованно смотрела на дочь влажными от слёз глазами.
Казнил себя за то, что тогда показался ей. И ещё больше казнил за то, что бессилен. Он бы всё сейчас отдал, крылья бы свои отдал, чтоб иметь возможность войти в её жизнь человеком. Раньше он сильно переживал, что она его полюбила и не хочет расстаться с этой мечтой, а потом и сам не заметил, как чувство её светлое его душу и сердце затронуло. Только шанса у них никакого! Невозможно это! А от того так горько! Раньше он никого к ней не подпускал, даже Смерть прогнал, как Хранитель, а потом уже как... Евгений вздохнул и сел на траву. И смотреть ему, как кино, теперь то, что с любимой его делать будет этот Илья. Потому что он — человек! А ты кто? Какое имеешь ты право любить её тело, не только душу? Как в наказание смотреть, за то, что наслаждался её любовью и сам полюбил!
Александре постелили на печи. Для Ильи ещё вчера попросили у соседей раскладушку. Долго не шёл сон к девушке. Уже давно она слышала сонное сопение матери и изменившееся дыхание молодого мужчины. Лежала и не могла поверить в то, что согласилась. Ради матушки согласилась. Ей показалось тогда, что это был единственный выход. А теперь, лёжа без сна, вспомнился Евгений. Закрыла глаза, заплакала. Как же так? Это ж предательство! Это ж она предаёт его и любовь свою, и веру предаёт! «Откажусь! — прошептала в ночную тишь. — Завтра же откажусь! Всё расскажу маменьке, а остальные — пусть болтают, что хотят». Долго ещё плакала, потом твердила себе, что дождётся любимого, потом всё же заснула. Тогда Мария, сидевшая всё это время рядом, на остывшей печи, ещё раз погладила русую головушку и спустилась на пол. Она вышла на улицу — за воротами на лавке, прислонившись спиной и затылком к забору и устремив свой взгляд в бездонное чёрное небо, укрытое звёздным ковром, сидел Евгений.
— Прости! — сказала неживая, присаживаясь рядом. Она повернула голову налево и окинула взглядом дом, в котором жила когда-то давно, ещё, кажется, в той, прошлой жизни. Теперь муж её тоже за оградкой на кладбище лежит, а дом новым людям достался. — Я не знала, что ты тоже...
Но он молчал и всё также всматривался в чёрную бездну, что уже нашла дорогу и к нему в душу тоже. Спустя несколько минут тишины Мария добавила:
— Это невозможно, ты же понимаешь.
Но Евгений продолжал молчать.
— Ты должен дать ей шанс. Шанс прожить нормальную жизнь!
— Она его не любит. — ответил Ангел, не поворачивая голову.
— Может, потом полюбит! Помоги ей! Дай ей познать женскую долю.
Ещё минуту посидев, Евгений молча поднялся и направился в дом. Склонился над спящей Александрой, прошёлся нежно кончиками пальцев по лицу, прижался лбом к её лбу и погрузился в сон. Здесь стояла Саша посреди родной кухни, а напротив неё, как и в прошлый раз, стоял высокий прекрасный мужчина. Именно тот, которого она ждала все последние годы. Девушка улыбнулась ему и подалась чуть ближе. Но в этот раз Евгений не улыбался. Только тоска во взгляде — невыразимая, бессловесная. И сделал шаг назад. Александра остановилась в недоумении: почему? Хотела заверить его сейчас, что она передумала и не выйдет за Илью, но тут в комнату вошла ещё какая-то женщина. Александра перевела на неё взор, — кого-то эта женщина ей напоминала, очень знакомое было лицо, только вот имени вспомнить не удавалось.
— Я Мария. — ответила та, улыбаясь, словно угадав немой вопрос. — Теперь вспомнила?
Саша кивнула. Да, вспомнила ту соседку Марию, к которой бегала помогать каждый день. С которой коротала дни, пока мама с Надей в колхозе и в школе были.
— Выбери Илью. — сказала Мария, взяв девушку за руку. Но та отшатнулась:
— Нет! Нет! — и с надеждой снова посмотрела на Евгения. Тот печально опустил голову и повернулся к девушке спиной. А там, за его спиной, она увидела сложенные крылья. Он раскрыл их, белые, светящиеся, и Александра всё поняла.
— Ты — мой Ангел! — еле слышно прошептала.
Евгений повернулся лицом, но крылья уже не прятал. На лице любимой он увидел потерю надежды, и не было хуже, чем знать, что так огорчил её.
— Он не может быть с тобой. — сказала Мария. — Выбери Илью.
***
«Как же так? Как же так?», задавала себе один и тот же вопрос Александра, проснувшись. «Как же так меня угораздило?» Теперь она поняла, чьи это руки вытащили её из грязного месива, в которое упала, чуть не захлебнувшись в Киевском потопе. Это он тянул её тогда за собой и спас. Только отчего же так больно теперь? Безнадёга!
Слово своё назад не забрала. Мать и Надя радовались, Илья был доволен. Мария тоже, хоть и с примесью горечи была эта радость для неё. Больше не радовался никто.
Свадьбу решили играть в конце лета или начале осени, — как получится в ЗАГСе дату уточнить.
***
В помещении ресторана «Наталка», своеобразно сочетавшем в себе традиции и архитектуру украинской корчмы с советскими стандартами, было шумно и многолюдно. Большинство, да что там, почти все присутствовавшие, были Александре незнакомы. Но каждый приподнимал рюмашечку, как только его взгляд падал на девушку в белом платье, и затем содержимое этой рюмашечки опрокидывал в рот. И каждый из присутствовавших считал своей обязанностью крикнуть «Горько!»
Отец Ильи занимал хорошую должность на том же Киевском мотоциклетном, а потому для него не стало проблемой гулять свадьбу единственного сына на широкую ногу. За несколько отдельно доплаченных синеньких пятирублёвых бумажечек разрешено было поить гостей своими алкогольными напитками. Вся еда, особенно столь дефицитные мясные закуски, которые в магазинах не сыщешь, была ресторанной. А вот за алкоголь родители жениха очень переживали: ни для кого не было тайной, что в ресторанной водке было чаще двадцать градусов, чем сорок.