Вот теперь я хватаюсь второй рукой за больной кулак и дую, как мама в детстве на разбитую коленку. А затем поворачиваюсь ко всем и с презрением смотрю на них.
— Почему меня никто не предупредил, что после удара больно не только тому, кого били, но и тому, кто бил? — все на радостях и от облегчения после победы просто рассмеялись.
Это все? Можно идти праздновать? Мы крутые?
Ответ на этот вопрос приходит через секунду, когда от корней деревьев вновь поднимаются серебристые сферы, и, мельтеша в воздухе, направляются в толпу наших. Одна из сфер врезается прямо в грудь Скотту, другая Стайлзу, третья Лидии и четвертая Малии. Все четверо спустя секунду падают на сырую землю без сознания.
«Всему есть своя цена»
========== Эпилог ==========
***
Pov автор
Белый фон. Он везде. Он окружает парня, и становиться страшно-страшно, неловко и… горько. От того, что понятия не имеет, что происходит. Где он, зачем он здесь, что сделала с ним эта сфера? Где все остальные и как они? «Надо что-то с этим делать».
И, о, счастье! Как только он думает об этом, так замечает недалеко от себя рыжую копну волос.
— Лидия?
Девушка моментально отзывается и быстро сокращает расстояние между ними, становясь рядом. Эти секунды на двух молодых людей давит невыносимая тишина, не нарушаемая здесь вообще ничем. И только Лидия набирает в легкие воздуха, чтобы начать говорить, как ее прерывают.
— Скотт, — неожиданно за спиной парень слышит голос. Такой знакомый, мягкий и спокойный. И, как бы банально не звучало, такой родной. До вновь открывшейся огромной, невидимой раны в груди, до невыносимой, пульсирующей боли в висках, до ослабления всего тела. Такой, как и раньше.
Скотту остается только медленно повернуться, не зная, что делать, что думать и что говорить.
— Эллисон…
Да, это определенно она. Все те же темные кудри, добрый взгляд, лучезарная улыбка.
— Эллисон! — неожиданно восклицает Лидия и буквально кидается в объятья лучшей подруги. Мертвой лучшей подруги, которая сейчас закрывает глаза, будто только что приехала из дальнего путешествия и рада видеть всех. А может просто наслаждается моментом, так мило улыбаясь.
И, проходит, кажется, минута, две, час, целая вечность, а он все смотрит на знакомые черты лица, прикрытые подрагивающие ресницы, милые ямочки на щеках, темные волосы, небрежно откинутые на спину, но все равно плотным заслоном спадающие на лицо. Он наблюдает за тем, как они прижимаются друг к другу и хочется радостно, как будто ему снова пять лет, закричать и запрыгать от радости. Ну или хотя бы просто улыбнуться, чего он сейчас сделать совершенно не в состоянии. Парень едва не поддается порыву бежать к ней, как и Лидия, обнять и больше не отпускать, но остается на месте. Ему нельзя терять голову. Это чревато.
— Ты просто видение, — разочарованно наконец произносит Скотт, поджимая губы, так и не позволяя глупой улыбки появиться на его лице. И уже хочет оттянуть Лидию ближе к себе, для ее же безопасности, но Эллисон резко отстраняясь от подруги, преодолевает расстояние уже между ними и аккуратно касается своей ладонью его руки. Такая теплая.
— Нет, Скотт, сейчас, здесь, я реальна настолько же, насколько и ты, — этот голос почти сводит с ума, затуманивает разум так, что альфа едва не теряет складывающуюся в голове картинку. Естественно. Как дважды два.
— Но ты погибла. Это значит, что я и Лидия…
— Речь сейчас не об этом. Вас ждет следующий этап. И для этого вы должны освободиться. Для этого я здесь.
Скотт не понимает о чем идет речь. Освободиться от чего? И что ему для этого нужно сделать?
Он и Лидия продолжают непонимающе глазеть на подругу, которая не слишком спешит облегчить им участь или хоть как-то разъяснить всю ситуацию. Они так и стояли, пока Скотт не начинает предполагать, что ему необходимо было бы сделать. Он даже подумал о том, что сейчас над его головой должна загореться лампочка, как в мультфильмах.
Ему несказанно повезло. У него появился шанс сказать ей все. Все что не успел за те минуты, пока она умирала на его руках.
— Прости меня, — тихо начинает говорить он, — за то, что не смог уберечь, хотя был обязан.
— Прости нас, — моментально поправляет Лидия.
— Вы в этом не виноваты, давно пора это понять. Это был мой выбор, и я сделала его в пользу друзей. Я не жалею ни о чем. Запомните это, так как наше время на исходе.
— Я всегда буду любить тебя, — наверное, это то, что Скотт хотел сказать больше всего на свете. Быстро и неестественно громко произносит он, боясь что и на этот раз не успеет.
— Мы скучаем, — шепчет Лидия, когда силуэт подруги начинает расплываться перед глазами.
«Я люблю вас»
***
— О, ну класс, белая сфера телепортировала меня в белый мир, — возмущался Стайлз, вертясь на одном месте по кругу, — что может быть лучше слепящей белизны? Ну и где вы, чертовы кровососы? Решили нас разделить вот так? Летите сюда, я без отравы сделаю из ваших морд чучела и продам бродячему цирку, чтобы они украсили ими комнату страха!
Ответом послужила давящая со всех сторон тишина. Белый фон даже не пошатнулся, было все также пусто и непонятно.
— О, класс! — раздраженно выдохнул парень, устало закрывая глаза, — Скотт? Лидия? Малия? Вы хоть здесь? Конечно же нет, не стоило и надеяться…
— Стайлз…- пожалуй, слишком неожиданно за спиной раздался чей-то голос, так, что парень даже вздрогнул, а затем медленно повернулся и застыл на месте, не веря своим глазам. Что это такое? Очередная уловка? Галлюцинация?
— Мама? — тихо произносит он, немного придя в себя. Клавдия кивает и чуть улыбается, а на глазах появляются слезы. Стайлз не знает, что делать дальше и стоит на месте, мечтая о том, чтобы неожиданно к нему пришло прозрение и он все понял. И, если быть откровенным до конца, то еще и о том, чтобы это не было ни галлюцинацией, ни сном.
Женщина разводит в стороны руки и Стайлз, уже не думая ни о чем, делает несколько неуверенных шагов вперед, а затем бросается в ее объятья. Она нежно обнимает в ответ и парень отмечает про себя, что это не похоже на сон. Его окутывает тот запах из детства, когда он сильно-сильно прижимался к маме и тогда уже не пугался никаких монстров в шкафу или под кроватью.
Но, все равно, боясь, что если он отпустит ее, то увидит перед собой лишь пустоту, он продолжает крепко зажмуривать глаза, сильнее и чаще вдыхать запах мамы, прижимать ее к себе.
Она тихо смеется и гладит его по голове, ероша и без того неаккуратно уложенные волосы.
— Ты так вырос, — тихо произносит она, — Прости меня, малыш. Я так горжусь тобой.
— Мам…
— Ты вырос настоящим героем. Такой молодец.
— Мам, что происходит? — он, наконец, с трудом переборов себя, делает полшага назад и смотрит на женщину во все глаза.
— У нас очень мало времени. Я просто очень хотела сказать тебе, как сильно горжусь тобой. И… Прости меня. За то, что я говорила тебе. За то, что моими губами говорила болезнь.
Она снова заключает его в свои объятья и Стайлз понимает, что она плачет.
— Мне пора, — говорит она, спустя несколько минут.
— Как? — округляет глаза Стайлз, не желая и думать о том, что ее нужно отпустить, — Уже? Я…
— А тебе пора двигаться дальше. У тебя столько всего впереди. Запомни, я очень сильно люблю тебя, Стайлз. И всегда буду гордиться своим мальчиком.
Она в последний раз крепко прижимает его к себе, а затем делает несколько быстрых шагов назад, постепенно расцепляя их ладони, но, не сводя взгляда с него.
— Я тоже люблю тебя, мам. И очень скучаю, — шепчет он, зная, что она услышит. И она кивает, смотрит на него внимательно, постепенно удаляясь все больше и больше, пока подступившие слезы не начинают мешать разглядеть ее фигуру, пока она не исчезает совсем.
***