Ваш Г. А.
Да, «Неужели это кончилось» было в «Н<овом> р<усском> с<лове>» зимой, а когда именно — не помню.
14
104, Ladybarn Road Manchester 14
9/Х-54
Дорогой Владимир Сергеевич
Я как раз собирался Вам писать, а приехав в Манчестер третьего дня, получил Ваше письмо.
Очень рад, что «Опыты» будут выходить. Мне Гринберг, с тех пор как я его видел в Париже, ни разу не написал, и я решил, что значит «Опытов» не будет. Мне в голову не приходило (и, кажется, никому в Париже), что М<ария> Сам<ойловна> будет их продолжать без него[122]. Отчего он это дело бросил? Казалось, он был им очень увлечен.
Иваск — редактор: что же, я скорей этому рад. Он — «свой человек», очень тонкий, но, пожалуй, с перевесом тонкости над ясностью в мыслях. Вы спрашиваете советов: как вести журнал?
Единственное, что могу издалека сказать, это что надо найти среднюю линию между эстето-снобизмом и хамство-дипизмом. С Иваском безразличие ко всему общественному может восторжествовать (как в «Числах»). Надо, чтобы было не только любование прелестью мира, но и тревога о судьбах мира: это, по-моему, главное. Красота, может быть, и «спасет мир», но не всякая, и не такая, которой ни до чего нет дела. Ну, Вы понимаете сами — что я Вам буду советовать! Советовать пришлось бы, пожалуй, не для общей линии, а при выборе очередного материала: что помещать, что возвращать. Вся трудность редактирования в этом, и в тех мелочах — заметках, рецензиях и т. д., — которые дают журналу физиономию, больше чем статьи. У нас мало осталось людей нужных и ценных: все — на том свете, или почти все. Я, например, Степуна не люблю, а теперь думаю о нем как о возможном столпе журнала, если он вместо cinema[123] займется чем-либо другим. Кто такой Ульянов?[124] Что-то в этом человеке есть, хотя хорошо бы он сделал, если бы писал менее прямолинейно, авторитетно и шикарно.
Et ainsi de suite[125].
Очень рад, что Вы пишете книгу. И за Вас, и вообще! Я свою все никак не могу кончить, даже наполовину. Летом я веселился и бездельничал, а сейчас приступил и буду писать срочно. Обещал Александровой[126] все прислать в октябре, ну пришлю не все, а кое-что, а в ноябре — все[127]. Надеюсь, malentendu[128] не будет, хотя я с ними (судя по прошлой переписке) ни в чем не уверен. Все мои денежные планы на них построены, но это — не для огласки, а конфиденциально. Здесь на меня обрушился налог за прошлое, целый капитал, а любовь на старости лет требует денег.
В Париже — тоска и вопли со всех сторон. Жорж Иванов — полутруп, и, по-моему, долго не протянет, Вы бы его не узнали. Одоевцева была бы весела, как пташка, если бы не тяготилась супругом и деньгами. Лида в полном отчаянии, словом, всё у всех грустно и плохо. Видел с удовольствием и отрадой Нат<алью> Владимировну[129], обедал у них в обществе Прегелыпи (тоже какие-то драмы!), Веры Николаевны и Зурова. Это — одно из редких приятных воспоминаний о Париже.
Напишите о себе. У Вас что-то с ногой[130]: что, и насколько это серьезно или неудобно? Буду очень, очень, очень рад, если приедете летом в Париж. Но приезжайте в июне, п<отому> что в июле начнется общий разъезд, в частности — мой.
А насчет того, что будет после смерти, ничего не знаю. И чем дальше живу — тем знаю меньше.
Ваш Г. А.
15
104, Ladybarn Road Manchester 14
30/Х-54
Дорогой Владимир Сергеевич
Отчего Вы не ставите числа на письмах? Собирался ответить Вам на ваше последнее письмо, и не знаю, когда оно писано. Кажется, совсем недавно.
Отвечаю по порядку, как человек аккуратный.
«Опыты». Я в переписке tres suivie[131] с Иваском[132]. Он мне по письмам очень симпатичен, и, по-видимому, вообще мил и искренен. В Париже его почему-то невзлюбили (по сведениям Неточки[133]), но это — какие-то личные счеты, Ставрова и К°. Кстати, Ставров — будто бы мой приятель. Но нет на свете человечка более себялюбивого, самолюбивого, самомнящего и т. д. В оправдание можно сказать, что он — болен. Мария Ивановна по природе лучше, но она — его тень. (Все это — entre nous, как вообще всегда все.)
Гринберг, по-видимому, спятил на Сирине и его гениальности[134]. Было время, он носился с Маяковским. По-моему, «Опыты» должны бы остаться вне Сирина, — не браня его, конечно, по глупому примеру «Чисел», но и не интересуясь им. «Il n’est pas de la maison»[135], и если даже его мэзон лучше, то это дом — не наш, и у меня лично нет никакого желания туда переселяться.
Вообще, было бы хорошо, если бы «Опыты» (если только они не лопнут на одном номере!) приняли позицию ответственности за лучшее русское «прошлое — будущее», без эстетического холода и без общественного узколобия, не с презрением к дипийству, а с попыткой им объяснить, что не все их жанром и складом исчерпывается. Ну, Вы понимаете сами. И это должна бы быть Ваша роль в «Опытах», поскольку Иваск — слегка одуванчик, со всеми соответствующими прелестями, но, кажется, без стержня.
Рейзини. О нем мне недавно писал Яновский, тоже с предложением замолвить словечко о моих налогах. Нет, пожалуйста — ничего такого не делайте. Во-первых — если бы надо, я бы написал сам. Во-вторых — летом, проигравшись, я ему и написал вопль, мгновенно принесший солидные результаты. Но у меня есть к Вам другая просьба, если Вы его видите. Меня просил написать ему Жорж Иванов, и я обещал. Но мне неловко просить еще и о друзьях, не только о себе. Если Вы Рейзини можете увидеть, передайте ему просьбу Жоржа, скажите, что я с ним вполне в мире[136], и был бы рад, если бы он ему помог. Жорж болен, растерян, и хотя финансово это бездонная бочка, все-таки им деньги очень нужны (28, rue Jean Giraudoux, Paris 16е). Пожалуйста, сделайте это, если можно. Меня как-то терзает, что я Жоржу обещал, а ничего до сих пор не сделал.
Вы спрашиваете о Jean Perin и Юре[137]. О Жане — не знаю ничего, Юра в Касабланке, женился и отец семейства. Я в Ницце встречался с его дядей, а сам он мне очень давно не писал. Я не совсем понимаю, что у Вас с ногой и отчего «нельзя вылечить». Что это, в костях? Вы были всегда спортивным жен-омом[138], а вдруг хромаете! C’est la fin des haricots[139].
Да, о моей книге и Чех<овском> изд<ательст>ве. Я послал им уже страниц 175, на днях пошлю еще. Ничего общего с «Комментариями», как Вы предполагаете! Длиннейшие рассуждения о разных эмигр<антских> писателях (старших). Скука крайняя. Конечно, я кое-что беру из давних вырезок, но все это приходится наново комбинировать. Между прочим, Терапиано мне сказал, что они заказали историю эмигр<антской> литературы Глебу Струве[140], из опасения, что парижанин стал бы слишком превозносить все парижское. Надеюсь, что этот заказ не совпадает с моей книгой. У меня — ничуть не история, а взгляд и нечто.
Что пишете Вы — мне не вполне ясно. Очевидно, тоже взгляд и нечто, но о чем? О генералах вообще, или о генералах 12-го года?
До свидания, cher ami. Кланяйтесь, пожалуйста, друзьям, если они у меня в Н<ью>Йорке есть, и, конечно, Кодрянским.
Ваш Г. А.
16
104, Ladybarn Road Manchester 14
13/XI-54
122
Подробнее об этом см. в публикациях: Журнал «Опыты» (Нью-Йорк, 1953–1958): Исследования и материалы / <Сост. О.А. Коростелев> // Литературоведческий журнал. М., 2003. № 17; «Мария Самойловна, не оставляйте “Опытов”!» (О прекращении журнала. По письмам из архива М.С. Цетлиной) / Публ., вступ. заметка и коммент. М. Пархомовского // Русские евреи в Америке. Кн. 1 (Русское еврейство в зарубежье. Т. 12) / Ред. — сост. Э. Зальцберг и М. Пархомовский. Иерусалим; Торонто; М., 2005. С. 187–208.
123
Адамович имеет в виду статью: Степун Ф. Кино и театр // Опыты. 1953. № 2. С. 63–80. В период редакторства Иваска в «Опытах» появились статьи Степуна на другие темы: Он же. Искусство и современность // Там же. 1956. № 6. С. 28–37; Он же. «Новоградские» размышления по поводу книги B.C. Варшавского «Незамеченное поколение» и дискуссии о ней // Там же. 1956. № 7. С. 45–57; а также рецензия на книгу С.А. Щербатова «Художник в ушедшей России» (Там же. 1956. № 6. С. 104–106).
124
Ульянов Николай Иванович (1904/1905-1985) — историк, критик, прозаик. До войны был преподавателем Архангельского педагогического института (1930–1933), затем старшим научным сотрудником Постоянной историко-археологической комиссии при АН СССР (Ленинград, 1933–1936). В 1936 г. его арестовали, отправили на Соловки и освободили из заключения в 1941 г., тут же мобилизовав на окопные работы под Вязьмой, где он вскоре попал в плен, бежал, осенью 1943 г. отправлен в Германию в рабочие лагеря. После войны Ульянов жил под Мюнхеном, с 1947 г. в Марокко (Касабланка), с 1953 г. в Канаде, преподавал в Монреальском университете. В 1955 г. перебрался в США, преподавал русскую историю в Йельском университете (1956–1972). С начала 1950-х гг. Ульянов, подписываясь как своей фамилией, так и многочисленными псевдонимами (Н. Шварц- Омонский, Н. Бурназельский и др.), выступал с критическими статьями в «Возрождении», «Новом журнале», «Опытах», «Воздушных путях», «Новом русском слове» и других эмигрантских изданиях.
126
Александрова Вера Александровна (урожд. Мордвинова, по мужу Шварц; 1895–1966) — журналистка, литературный критик, сотрудник «Коммерческого телеграфа» и «Утра России». В 1922 г. выслана за границу вместе с мужем С.М. Шварцем. Жила в Берлине, сотрудничала с журналом «Социалистический вестник», перед Второй мировой войной переехала в Нью-Йорк, в 1952–1956 гг. была главным редактором Издательства имени Чехова.
127
26 октября 1954 г. Адамович послал редактору Издательства имени Чехова очередную порцию материала для своей книги «Одиночество и свобода»: «Вот еще две главы. Дней через 10–15 пришлю еще — вероятно, об Алданове и Зайцеве. Остается еще одна, вероятно довольно большая, вступительная статья (и конец главы о Ремизове)» («Простите, что пишу Вам по делу…» Письма Г.В. Адамовича редакторам Издательства имени Чехова (1952–1955) // «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-х гг. в переписке русских литераторов-эмигрантов. С. 212).
129
Незадолго до того, 6 декабря 1953 г., Адамович писал Н.В. Кодрянской: «Володя Варшавский пишет мне редко и, по-видимому, живется ему не совсем так, как он от Америки ждал. Мне жаль, что ему мало остается время для писания и даже чтения. Он ведь — не из породы Газдановых, который присел к столу и сочинил рассказ, — и ведь в этом-то его тяжелодумии именно и все значение того, что он пишет» (Leeds. MS 1408).
132
Половина сохранившихся писем (100 из 196) опубликована: Сто писем Георгия Адамовича к Юрию Иваску (1935–1961) / Предисл., публ. и коммент. Н.А. Богомолова // Диаспора: Новые материалы. V. Париж, СПб., 2003. С. 402–557.
133
Элькан Анна Морисовна (Морицевна, Моисеевна) (урожд. Абельман;?—1962) — поэтесса, мемуаристка, хозяйка литературного салона, секретарь Союза писателей и поэтов. См. о ней: Крейд В. Неточкин салон: О салоне Анны Элькан // Русское еврейство в зарубежье. Т. 3 (8). Иерусалим, 2001. С. 121–130.
134
Подробнее об их взаимоотношениях см. в публикациях переписки: «Дребезжание моих ржавых русских струн…»: Из переписки Владимира и Веры Набоковых и Романа Гринберга (1940–1967) / Публ., предисл. и коммент. Рашита Янгирова // In memoriam: Исторический сборник памяти А.И. Добкина. СПб.; Париж, 2000. С. 345–397; Друзья, бабочки и монстры: Из переписки Владимира и Веры Набоковых с Романом Гринбергом. 1943–1967 / Вступ. ст., публ. и коммент. Рашита Янгирова // Диаспора: Новые материалы. I. Париж; СПб., 2001. С. 477–556.
136
Подробнее об этом см. в публикации их переписки: Эпизод сорокапятилетней дружбы-вражды: Письма Г.В. Адамовича И.В. Одоевцевой и Г.В. Иванову (1955–1958) // «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-х гг. в переписке русских литераторов-эмигрантов. С. 449–552.
140
Книга была опубликована через два года: Струве Г.П. Русская литература в изгнании: Опыт исторического обзора зарубежной литературы. Нью-Йорк: Изд. имени Чехова, 1956.