- Леонидов, ты что, Золушку мне предлагаешь искать? С тридцать девятым размером ноги?
- Какой размер обуви у ее мамы?
- Вот, прихватил на всякий случай. Вдруг да поможет? Взгляни.
Барышев достал из кармана пачку фотографий:
- Она такого же роста, как и ее дочь, примерно сто пятьдесят пять сантиметров. И ножка маленькая.
Большинство из снимков были семейными. Алексей внимательно начал их разглядывать. Это было какое-то карликовое семейство: маленькая мама, маленький папа, маленькие дети, потому что все члены семьи мужского пола были не намного выше Лилии. А ее саму Алексей узнал с трудом. Девушка на фотографии была очень юной и милой, хотя и некрасивой.
- Сколько ей было лет?
- Двадцать три.
- Двадцать три?! А вчера выглядела такой старой!
- Смерть, знаешь, никого не красит. Тем более, такая. Она, между прочим, всю жизнь прожила в твоем доме. С родителями и братом. Ты должен был часто ее видеть, - тихо сказал Барышев.
- Ну не помню я ее! Не помню! Некрасивая девица, маленького роста, наверняка, тихоня. Глазки в землю, непременное вежливое «здравствуйте». Может, Сашка ее и знала. Но я-то в этом доме не так уж давно живу!
- Не ори. Кстати, а почему ты вчера был не на машине?
- Ха! Так она теперь ночью на стоянке! Потому что магнитолу у меня, по-русски говоря, …
- Вот. А дело это теперь на меня повесили. Об ограбленных машинах. В вашем дворе это, между прочим, часто происходит. Когда магнитолам того самого. Ноги приделывают. А почему ты, гражданин Леонидов, в милицию не заявил?
- Потому. Я знаю, каков шанс найти вора. И не хочу терять драгоценного времени.
- Вот она, значит, теперь какая, твоя гражданская позиция!
- Хорошо, хорошо! Мне уже стыдно. Поэтому давай по существу. Что у тебя есть кроме Лейкина?
- Ни-че-го. Ты прав на сто процентов: тихоня, скромница, внешность ниже среднего, никаких особых талантов. Не было ни одного повода, чтобы ее убивать. Дружная семья, мама, папа, я. И братик. Студент-очкарик. Квартира трехкомнатная, достаток средний. Лейкин своим девицам неплохо платит, между прочим.
- Как он за ней ухаживал?
- А я знаю?
- А вот и узнай. Тебе непременно надо узнать, во-первых, чьи туфли были в пакете…
- Опять!
- Черт, что там еще было? Кефир, йогурт и две сдобных булочки?
- Ну да.
- А живет с родителями и братом?
- Ну да.
- А на работе у нее ты был?
- Ну да.
- Там тепло, холодно?
- Нормально.
- Да тебе, может быть, и нормально. Медведь. Обойди все Лейкинские павильоны.
- Зачем?
- Температуру воздуха выясни, вот зачем. А причину я тебе потом скажу. Черт, придется, видимо, моей жене заняться икебаной.
- Ты все время слова какие-то неприличные говоришь, Леонидов. А этого Лейкина, между прочим, можно просто взять за грудки, и как следует потрясти.
- Ну, потряси. Признание в убийстве ты, может быть, и вытрясешь. А если это не он? Если это и в самом деле маньяк?
- Да? Маньяк? Одной жертвы? Маленький такой маньячек. Исполосовал девчонке лицо и шею, снял ботинки, опустил ноги в воду и успокоился.
- Погоди, Серега, еще не вечер. Еще не вечер …
А вот вечером Леонидов, словно невзначай поинтересовался у жены Александры:
- Сашенька, а ты знаешь, что такое икебана?
- Ну, допустим, что знаю. А что, и ты тоже знаешь такое умное слово?
- Сашенька!
- Лешенька! Ты последнее время все как-то больше о кредитах и процентах. И вдруг: об искусстве создавать цветочные композиции. Ты не заболел?
- Здоров. Так тебе это интересно?
- Очень!
- Честно?
- Мне безумно интересно. Как и все, что не касается твоей работы.
- Так вот, - торжественно сказал Леонидов: - Ты не хотела бы заняться икебаной? Это ж такая радость творчества! Такое счастье!
- Уже занимаюсь. Моя самая удачная композиция пятнадцать минут назад уснула, наконец. И я счастлива.
- Да что ты говоришь? – тут же встрепенулся Алексей. - Ксюша уснула?
- Ну да.
- А Сережа?
- И Сережа. Уже одиннадцать часов, а у него первая смена. Так что, займемся икебаной?
- Само собой. Черт, Барышев прав: в самом деле, слово какое-то неприличное.
И он развернулся к жене, пытаясь одной рукой дотянуться до кнопки и выключить бра, а другой расстегнуть пуговицы на ее халате. Радость творчества захватила его вполне.
… Он позвонил Лейкину с работы. Вечером, после девяти часов, подумав, что цветочный бизнес не требует от хозяина присутствия в рабочем кабинете до полуночи, и Колька уже расслабляется дома перед телевизором. Трубку взяла недовольная женщина:
- Алло? Говорите.
- Николая, пожалуйста.
- А кто его спрашивает?
«Друг детства», - хотел, было, ляпнуть Леонидов, но сдержался и высказался вполне официально:
- Леонидов Алексей Алексеевич, коммерческий директор фирмы «Алексер». По делу. Срочно.
Видимо, женщина слегка напугалась, потому что Лейкин подошел к телефону не сразу, и голос его был очень напряженным:
- Слушаю вас.
- Коля, это Леша Леонидов. Ты мне свою визитку оставлял.
- А! Леша! А мать черт знает что, наплела!
- Ты прячешься, что ли? К телефону сам не подходишь?
- Не. Другое. Ты начет денег?
- Каких денег? Нет. Слушай, Коля, жена моя скучает. Вязать глаза болят, сериалы надоели. Вот, психотерапевт и посоветовал для успокоения нервов заняться чем-нибудь отвлекающим. Созидательным. Икебана, говорят, подойдет. Ты как насчет икебаны? Ты же этот, как его, флорист. Это как-то связано?
- Леха! Да ты даже не представляешь себе, как это здорово! Это же в каждой веточке, в каждой травинке отражена сама великая Мать Природа! Это же творчество с большой буквы! А?
- Ну да, ну да, - без энтузиазма сказал Леонидов. После вчерашнего он здорово не выспался и теперь думал о творчестве с тоской. Потом спохватился: - Коля, а у тебя книги есть? Про это?
- Само собой! Сколько хочешь!
- Так я к тебе заскочу как-нибудь?
- Буду рад.
- Ты все в том же доме живешь, или тоже переехал?
- В том же.
- С мамой?
- Да.
- Номер квартиры только напомни.
И Алексей подумал, что в эти выходные обязательно заедет в гости к своей матери, а заодно и к Лейкину на минутку заскочит. Глянет опытным глазом на всю эту икебану. Если человек убивает женщин с именами цветов, должны же у него быть некоторые странности. Почему-то он так и подумал: женщин, а не женщину. А интуиция Алексея редко подводила.
Подумаешь, какая оказалась недотрога! Ей дело предлагают, а она вздыхает, и глазки к небу! Как в детской игре, честное слово! Все цветы мне надоели, кроме… Лилия!
- Ой!
- Что с тобой?
- Влюблена!
- В кого?
- В садовника.
Ха! Да рассказать ей про этого типа правду, так сама убежала бы от него на край белого света! Она еще дома у него не была! И, вообще, все они сволочи и мерзавцы. Мужчины. И незачем так кидаться к первому, кто обратил на тебя внимание. Она подумала, что этот козел влюблен! Бедняжка!
Вообще-то, мир принадлежит им, этим козлам. И надо как-то приспосабливаться. Собственно, не так уж они мне неприятны. Некоторые даже ничего. Почти ничего. Вот именно: ни-че-го! Ничего я к ним больше не чувствую! Надоело.
Но приспосабливаться надо. Думала когда-то, что, выбравшись из грязи, найду чистую, приличную работенку, познакомлюсь с порядочным человеком. Богатым, разумеется. Машина, там, дорогая, квартирка хорошая. И море любви. Ха! Порядочных и богатых давно уже разобрали. Остались только богатые и с заскоками. Те, которых и за большие деньги терпеть не будешь. Недолго можно, и то, если хорошо заплатят.
… Подумать только, он снова принес мне цветы! Да меня от них тошнит! Как можно за несколько месяцев устать от этой работы! Последнее время я постоянно чихаю. Может, пыльца? Так вот: я решила ей все рассказать. Ну, сколько можно? Пора и настоящим делом заняться. Среди мужчин тоже есть любители экзотики. Одни любят розы, а другие и на лилию могут запасть. Символ чистоты и непорочности. Ну вот, опять эта цветочная тематика! Как же я хочу отсюда уйти! Не могу, ну не могу больше смотреть каждый день на то, как другие мужчины делают другим женщинам праздник! Неужели же кого-то любят? Нет! Это ложь! Они делают это за тем же, за чем он приносит цветы мне! Чтобы их грязные деньги пахли ландышами или розой! Но нет. Они по-прежнему пахнут деньгами. А я по-прежнему их беру. Хотя слово себе давала, что не буду, что надо остановиться, наконец!