* * *
Мать была прекрасной феей в моей жизни. Эта сердечная образованная женщина имела твердые принципы. Если что-то шло вразрез с ними и выводило ее из себя, она могла стукнуть ладонью по столу. Ни разу за все годы нацизма она не участвовала в голосованиях и выборах, результаты которых были известны заранее. Это было небезопасно, но ничуть не волновало ее.
Мы были очень близки духовно, начиная с того дня, когда она в первый раз прочла мне молитву на ночь, и до самой ее смерти в 1991 году. Моя мать обладала тем качеством, которого недостает сегодня многим — врожденным чувством такта. Я каждой клеточкой впитывал ее черты. Хорошенько поразмыслив, я понимаю, что я — ее полная копия.
«Знаешь, мамочка, — заявил я, когда мне исполнилось 20 лет, — в сущности, я ведь твоя старшая дочь». Сначала она посмеялась: «Ах, не говори ерунды». Позже я прочел ей отрывки из книги доктора Магнуса Хиршфельда, известного ученого, который в двадцатые годы основал в Берлине первый научный институт, занимавшийся проблемами пола. Когда ей стало ясно, что я ощущаю себя женщиной по сути, она сказала: «Ты знаешь, мне, как настоящей женщине, трудно это осознать. Но самое главное, что ты счастлив при этом».
Еще маленьким ребенком я любовался ее красивыми платьями. Часто, идя в гости, она надевала свое любимое, цвета морской волны, и я представлял, как красиво она выглядела на вечере, стоя под роскошной люстрой. Она не подкрашивалась, самое большee — немного пудрила носик, все в ней было обывательски скромно и солидно, как то простое ожерелье, которое она надевала по особым случаям.
Она, Гретхен Гаупп, родилась в 1902 году в Маркгренингене, недалеко от Людвигсбурга, в семье коммерсанта. Ее отец умер, когда ей было всего во семь недель, и ее мать переехала с ней к своему брату Йозефу Браунеру, в Каннштатт под Штуттгартом. Он был инженером-автомобилистом у Готтлиба Даймлера. Под техническим руководством Вильгельма Майбаха мой двоюродный дедушка в 1899 году сконструировал и начертил мотор, шасси и кузов, которые, будучи смонтированными в автомобиль, получили знаменитое сегодня имя дочери консула Йеллинека — Мерседес.
На крестины в 1902 году мою мать везли на автомобиле «Даймлер», что, конечно, вызвало невероятный переполох в таком маленьком городке, как Маркгренинген. Люди просто не могли себе представить экипаж без лошадей. Когда они увидели моторизованное чудовище, тарахтевшее по главной улице городка, многие бросились спасаться в боковые переулки с криками: «Черт, черт в карете eдет!»
Позже моя мать посещала лицей, т. е. получила гимназическое образование. После учебы, в 1923 году, она приехала в Мальсдорф и жила одной семьей с моей бабушкой, дядюшкой и их сестрой. Она вынашивала идею стать самостоятельной, что тогда было необычным для социально обеспеченной женщины, а мой двоюродный дедушка был вполне состоятельным человеком. Только бедные девушки шли тогда работать. Мать хотела обучиться стенографии, чтобы потом работать секретаршей у адвоката. Когда она пришла в контору одного из адвокатов, чтобы представиться, он спросил: «Фройляйн Гаупп, почему Вы, собственно, хотите отобрать место у неимущей девушки? У Вас ведь нет необходимости работать». Поразмыслив, моя мать согласилась с ним: «Действительно, почему бы здесь не работать девушке, которой жалованье нужно больше чем мне». Сегодня это звучит странно, но в те времена бывало и так.
Мой двоюродный дедушка был родом из городка Леттовиц под Брюнном. В середине XIX века его семья владела мануфактурой по производству кружева и гардин. Его отец был мастером-чулочником и специализировался на изготовлении кружевного полотна. Все это производилось на деревянных машинах — индустриализация тогда еще не очень далеко шагнула. Предприятие процветало; он смог поехать в Англию и купить стальные машины. Но в 1866 году все внезапно кончилось. Пожар разрушил фабрику, а страхования от подобных невзгод тогда еще не знали. Сначала семью забросило в Вену; после смерти отца мой двоюродный дедушка остался с тремя сестрами на руках. Позже они переехали в Германию, и он пришел к Даймлеру. В 1908 году он приехал в Берлин и начал заниматься разработкой электромобиля у Бергманна.
Получив гуманитарное образование, он говорил на греческом, латыни и по-французски, и к тому же был блестящим математиком. И хотя он конструировал совершенно новые автомобили и был убежденным приверженцем прогресса, но в своем мышлении, чувствах и внешности всегда оставался человеком XIX столетия. Я, как наяву, вижу его в уже тогда старомодном костюме «в елочку», с его золотыми часами на цепочке, галстуком с булавкой, запонками на манжетах и воротнике, его стрижку ежиком и пенсне, сквозь стекла которого на меня задумчиво смотрели его добрые серо-голубые глаза.