— Могу же я хоть раз в год видеть тебя!
— Ну, хорошо.
Действительно, зачем нужна была эта встреча?
Девочка, которая поразила меня когда-то почти ангельской красотой, стала еще красивее, но ее взросление ни на йоту не сделало нас ближе.
Шли рядом чужие, взрослые люди, разговаривали ни о чем. На этот раз ей даже скучно со мной не было. Я уже научился, если сильно хотел, быть интересным собеседником.
Но, замедляя шаг, я с неожиданным равнодушием подумал, что совсем не о такой встрече я мечтал.
Расставаясь, робко попытался договориться о следующей встрече.
— Зачем? — со спокойной улыбкой ответила девушка, — ты обещал, что только один раз.
Я не нашел что ответить, только потом еще долго до боли стискивал зубы.
Теперь я понял, что все это придумал: и любовь, и девушку.
На самом деле мне больше всего хотелось человеческого тепла и понимания.
Но откуда ему было взяться, если я все больше привыкал жить в скорлупе своих интересов и иллюзий. И чем дальше это продолжалось, тем меньше у меня было шансов из этой скорлупы освободиться.
— Ничего не было, — говорил я себе, — да ничего мне и не нужно.
Я представлял себе знакомый полумрак читального зала Ленинки, шорох переворачиваемых страниц и запах книг, и то особое удовлетворение, которое испытываешь после окончания работы над особо сложным произведением.
Теперь я буду спокойным и мудрым, и буду смотреть на окружающий мир с доброй улыбкой:
— Я все понимаю, я всех вас люблю и ничего не требую взамен.
Постепенно досадные воспоминания сменились тем радостно-сосредоточенным настроением, при котором так хорошо думалось.
Я углубился в книгу, одну из тех, которую полагалось проанализировать летом, но я только мельком ее пробежал.
Скоро я не замечал уже стоящей в плацкартном вагоне духоты и только изредка поглядывал в окно, провожая мелькнувшую синей лентой речушку.
Поезд в очередной раз дернулся и остановился, и, как это всегда бывает, привыкшему к равномерному шуму уху, странной показалась внезапно наступившая тишина.
— Опять стоим, что это за станция такая? — спросил за перегородкой приглушенный женский голос.
— Новые Санжары. Это уже от Полтавы совсем близко. Дальше мы поедем немного быстрее.
Кто-то бежал по путям, бестолково переспрашивая на ходу:
— Это какой вагон? Это одиннадцатый вагон?
Коренастая хохлушка проводница грудью прикрывала двери от безбилетников. В тамбуре пыхтели, стучали каблуками, передвигая что-то тяжелое.
Пробежали наперегонки ребятишки, плюхнулись на лавку где-то за перегородкой.
— Чур, я первый место занял!
— Нет, я!
— Ну, вот, — с досадой подумал я, — сейчас заявятся вот такие, и позаниматься спокойно не дадут.
Я уткнулся в книжку:
— Буду читать, кто бы там ни пришел.
Следующие шаги были легкими, и я совсем бы не обратил на них внимания, если бы они не затихли как раз напротив меня.
Тоненькая девушка в синих спортивных брюках и зеленой офицерской рубашке, привстав на цыпочки, пыталась открыть перекошенную раму окна.
Поняла тщетность своих усилий и, прильнув к окну, заговорила торопливо и растерянно:
— Ну, все, Слава, все. Не надо так. Слышишь?
— Пиши мне! — закричали снизу.
— Хорошо, обязательно напишу.
— Плачет, наверное, — подумал я, — хотел бы я знать, какой из себя этот Слава. Со мной ведь никто так не прощался.
Поезд тронулся почти незаметно.
Медленно поплыли назад побеленные стены пакгаузов.
— Слава, все, все! — замахала девушка рукой. — До свидания!
Там, за окном, не отставая, шли следом, а поезд все набирал скорость, и вот совсем уже издалека донеслось:
— Целую тебя!
Мне было неловко смотреть на чужую сцену расставания, и я опять уткнулся в книгу.
— Простите, это двадцать пятое место?
Я вздрогнул от неожиданности. Потом засуетился:
— Да, да, пожалуйста, садитесь!
И пересел на другое сиденье.
— Так вот ты какая, — подумал я, — и не плакала ты вовсе, только глаза у тебя грустные-грустные и хорошие.
— Спасибо, — покачала головой девушка, — мне еще за вещами сходить нужно.
— Давайте, я принесу!
Она помедлила секунду:
— Спасибо, они в тамбуре остались.
Я перенес вещи: большой чемодан, хороший, но уже не новый, перетянутый брезентовыми ремнями, и коробки с фруктами.
Затолкал их под сиденье и спросил, переводя дыхание:
— До самой Москвы едете?
— Да, до Москвы. Спасибо вам большое.