Пришел брат, представился как художник, непризнанный.
— Халтурщик! — с каменным лицом сказал Шемякин.
Брат налил себе, выпил и скоро исчез так же неожиданно, как и появился.
Мы разговорились. Скоро я заметил, что о настоящем Шемякин говорит неохотно, с насмешкой, а школьные годы вспоминает с горячностью, как будто именно они волновали его больше всего. О Емельяненко отозвался неожиданно, считал, что тот предал их дружбу.
— А ведь я его человеком сделал, — сказал он с горечью, — сидел бы у себя в Табурищах и дальше своего носа ничего не видел. Братишка его, тот вон прямо пишет: «Ты, дядя Вова глаза мне на жизнь открыл».
— А сам то я… Да и не нужно мне его признание, он ведь всегда таким был, просто я не распознал его вовремя. Многое мы тогда не так понимали.
Он запнулся, посмотрел на меня пристально:
— Помнишь тот случай, когда ты за Танькой Тиховой бегал?
Не отвечая, я потянулся за бутылкой, плеснул ему и себе:
— Давай выпьем.
Он скривился страдальчески, помолчал, собираясь с мыслями:
— А ведь мы тогда в подъезде стояли. Задрался бы ты с Аниськой, тут бы мы и налетели… Сволочи мы были! Говорил же я тогда: «Зачем пацана своего бить?». Так Емеля первый настоял: «Давай, говорит, проучим, чтоб не задавался!». А, вообще-то, я тебя тогда здорово ненавидел!
Нам пора была уходить. Я видел, как мается мой тезка, которому была явно не по нутру все эта компания и душещипательные разговоры. И я тоже не жаждал их продолжения. Поэтому и не рассказал своему другу, что давным-давно знаю эту его тайну…
Только смутно было у меня на душе, когда мы отъезжали в вагоне от темной пустынной платформы в такую же тьму и неизвестность.
В Чагане
Служба у меня проходила под Семипалатинском. Посреди пустынной и малолюдной степи.
Я ищу «Чаган» в интернете и нахожу среди страниц фотографии с огромными кучами мусора на месте прежде чистых и аккуратных домиков: мертвый город. Он построен в 1950 и покинут в 1995 году. Вместо былых десяти-одиннадцати тысяч жителей сейчас там проживает пятьсот человек.
Таилась в той местности еще одна, зловещая тайна. Километрах в ста по течению Иртыша находился центр ядерных испытаний. При нас наземные испытания уже не проводились, но подземные, особенно летом, довольно часто. Тогда после заметных толчков, напоминающих землетрясения, дребезжали оконные стекла и звенела посуда. Летом детей рекомендовали увозить подальше от городка…
Еще в первый месяц своего пребывания в Чагане, подбирая незатейливую мебель для комнаты, к которой нам предстояло прожить два года, я позаботился и о своей, можно сказать, духовной составляющей: приобрел старую, раздолбанную, с несколькими западающими клавишами пишущую машинку «Erika». Правда, я рассчитывал научиться печатать самостоятельно, но как-то само собой получилось, что эту работу взяла на себя моя женушка. Как и многое другое, что может сделать только любящее сердце.
Я обнаружил, что в библиотеке Дома офицеров по межбиблиотечному абонементу можно выписывать без ограничений книги или пленки с диапозитивами книг из Ленинской библиотеки, и с тех пор стал самым активным пользователем этого сервиса.
После этого я начал планомерную осаду «крепости», как я именовал тему моей статьи «О гуманистической теории личности». Основной задачей, которую я перед собой поставил, был анализ проблемы личности в отечественной литературе и формулировка основных понятий новой модели.
— Главное, научится самостоятельно мыслить — не раз повторял я слова Алексеева и мысленно вел нескончаемые разговоры с авторами книг, которые мне доставляли по абонементу.
Через год с небольшим я написал, а моя Иринка напечатала статью в полторы сотни страниц, и я с чистой совестью отправил ее Алексееву, надеясь на благоприятный отзыв.
Два года я служил электриком на самолете дальней авиации, знаменитом ТУ-95. Они и сейчас, правда, модифицированные, летают в нашем небе и с успехом выполняют задачи СВО.
И, признаться, сердце у меня ёкает, когда я вижу знакомый, поджарый, как у всякого хищника, силуэт.
Через месяц службы мне дали комнату в двухкомнатной квартире на четвертом этаже типового дома, похожего на дом родителей в Светловодске.
А еще немного погодя я встречал на аэродроме в Семипалатинске свою любимую женушку.