Я не знаю, насколько убедили Иринку мои доводы, но больше мы не говорили на эту тему.
Не произнесенной осталась мысль о том, что впредь заниматься философией в полную силу мне не позволят мои обязанности перед нашей семьей. Неопределенная надежда на то, что скоро у нас появится первенец, становилась все бесспорней. И я ни минуты не колебался.
Но, все равно было грустно.
Я начал писать повесть о странном юноше, который летал во сне и умер, спасая в реке тонущего ребенка. При этом и я чувствовал себя как-то странно. Ведь это я летал в необычных цветных снах. И как будто был знаком с главными героями. Отцом юноши был майор Козлов, а матерью — мама моего друга по школе в Закарпатье. А главным героем был Валера Лобачев, с которым я дружил с первого класса в Мукачево. Я описывал жизнь в маленьком военном городке и самолеты, и нелегкую службу военных.
Я написал довольно много и продолжал повесть после возвращения домой.
Неожиданно я узнал от кого-то из приятелей, вернувшихся позже меня из Чагана, о несчастном случае с моими бывшими сослуживцами по эскадрилье. Две семьи с женами и детьми перевернулись на перегруженной лодке, и все до одного утонули в том самом месте, где умер герой моей повести — на быстрине за пристанью.
Я как сейчас помню этих ребят: один высокий, тонкий, черноусый, а второй большой, светловолосый — оба моложе меня. Говорили, что они возвращались с пикника на острове и были пьяны.
Но меня так поразило мистическое совпадение места гибели моего вымышленного героя и реальных людей, что я забросил эту тему, и повесть почти пятьдесят лет так и оставалась не законченной.
Однако, в конце концов я взялся и за нее. Подсократил основную часть, придумал продолжение — уже о нашем времени. Не ладилось только с названием. Изрядно помучившись, я снова стал перелистывать увесистую пачку пожелтевших и ломких листков.
И тут мой взгляд упал на подробный план, который я составил где-то посреди незаконченной работы и название: «Когда мы научимся летать».
Я понял, что ничего лучше уже не придумаю…
Из Гейне
На время службы в армии пришелся пик моих знаний немецкого языка.
Дело в том, что кроме подготовки статьи, я поставил перед собой задачу сдать кандидатский минимум по иностранному языку. С этой целью я выписал на год пару газет на немецком языке.
Из каждой газеты я вырезал статьи и таскал с собой на службу, утыкаясь в них при каждом удобном случае. Зимой следующего года я без труда сдал на «отлично» экзамен в педагогическом институте Семипалатинска.
Каждый раз, когда заканчиваю писать очередную порцию своих «клипов», я заглядываю в папку с кучей пожелтевших листков в надежде отыскать что-то свежее.
Так я наткнулся на несколько листков форматом поменьше, очевидно, вырванных из какого-то блокнота. На моих листках были написаны на немецком четыре стихотворения Гейне, которые передавали разные стороны дарования Поэта: от лиризма и тонкой иронии до неприкрытого трагизма. Почти все они были переведены на 95 %. Я только немного подправил рифму. Каждое из трех первых стихотворений было в свое время переведено нашими первоклассными поэтами: Блоком и Маршаком. Поэтому у меня была прекрасная возможность, пользуясь интернетом, сравнить с этими образцами мои пробы полувековой давности.
Я пришлю тебе фиалки
Я пришлю тебе фиалки,
Свежей утренней зарею.
Ярких роз благоуханье
Подарю порой ночною.
Но поймешь ли смысл посланья
В красоте цветов сокрытый?
Будь ты днем благочестивой,
А в ночи люби открыто.
Письмо, что ты мне написала
Письмо, что ты мне написала,
Где твердишь, что совсем разлюбила
Меня убедило не очень -
Оно слишком длинным было.
Почти без единой помарки
Целых двенадцать листочков -
Подробно ведь так не пишут,
Если ставить намерены точку.
Если женщина изменила
Если женщина изменила,
Ты в другую влюбиться попробуй.
Или город оставь постылый
И другую найди дорогу.
Встретишь озеро голубое,
В окружении ив плакучих.
Здесь ты выплачешь свое горе,
Может, станет немного лучше.
А когда заберешься в горы,
И вскарабкаешься на вершину,
Ты услышишь орлиный клекот,
И поймешь своих бед причину.
Хорошо вам с орлом в вышине,
Будто заново здесь рожден.
И тем, что оставил в другой стороне -
Не очень-то огорчен.
Если перевод трех первых стихотворений не вызвал у меня особых сомнений, то с подготовкой к печати четвертого, мне пришлось повозиться.