— Да, вы правы, мы сделаем из него человека-легенду.
Мама вздохнула с облегчением.
— Для этого я предлагаю следующий контракт. Он состоит всего из двух пунктов. Пункт первый: полная изоляция от общества, никаких появлений на публике до двадцатилетия. Конечно, вы будете жить не здесь, а в роскошном особняке.
Мне недавно исполнилось пятнадцать. Идея просидеть взаперти еще пять лет вполне вписывалась в мои планы, и я не видел ничего зазорного в том, чтобы получать за это деньги. Но это выглядело слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Должно было быть что-то еще.
— А второй пункт?
— Мне нужна одна фотография в год. Это все.
— Не может быть и речи! Во-первых, я не собираюсь выходить из дома, во-вторых, не хочу, чтобы мое изображение приносило людям несчастья! Я отказываюсь.
— Послушай, тебе не придется выходить из дома. Если хочешь, тебя будет фотографировать мама или даже ты сам! Мне не нужно специального освещения, костюмов или инсценировок. Всего один снимок анфас. И, если хочешь знать, твое изображение будет приносить людям счастье. Счастье, масштабы которого ты даже не можешь себе представить. Просто взгляни им в глаза раз в год. Это все, о чем я прошу.
Я помотал головой, отказываясь от сделки.
Люсинда продолжила, на этот раз обращаясь к маме:
— Взамен я предлагаю вам… вот это.
И протянула конверт. Мама вынула чек. При виде суммы ее глаза чуть не вылезли из орбит. Ни разу в жизни я не видел ее такой взволнованной.
— Подождите, я… не могу сосчитать, сколько здесь нулей… Вы случайно не ошиблись?
— Мадам, если есть область, в которой я не способна сделать ошибку, то это количество нулей в чеке.
Мама три раза проверяла сумму, не веря своим глазам. Она вела пальцем от цифры к цифре, пересчитывая их вполголоса, потом аккуратно промокнула лоб платком.
— Я уверена, эта сумма позволит нам безбедно существовать до конца дней…
— Думаю, вы меня неправильно поняли. Я буду перечислять вам эту сумму ежегодно.
Мама побледнела. Она сжала заветный клочок бумаги в кулаке и прижала к груди.
— Сын мой, я хочу, чтобы ты хорошенько подумал…
— Мама, вы же знаете о моей клятве.
— Конечно, знаю. Я столько лет пытаюсь объяснить, что ты не виноват в его смерти, но ты продолжаешь наказывать себя. Скажи, а обо мне ты подумал? Обо мне, которая пятнадцать долгих лет жила ради того, чтобы дать тебе достойное образование? У нас больше нет денег, на нашем счету ни сантима! Раз ты не хочешь ничего делать, придется мне с моей больной ногой искать работу. Неужели ты хочешь, чтобы я страдала, пока ты сидишь дома? Нет, думаю, пришло время отдать долг. Хватит нищенствовать, я заслужила немного счастья. Всего одна жалкая фотография в год — неужели ты не пойдешь на это, чтобы сделать счастливой свою мать?
Я повернулся к Люсинде.
— А что произойдет через пять лет?
— Думаю, через пять лет мы отпразднуем окончание твоего затворничества и возвращение к людям. И тогда мир вздрогнет.
— А если нет? Если я захочу остаться затворником?
— Значит, ты им останешься. Я тебя ни к чему не принуждаю.
Я сделал глубокий вдох, потом медленно выдохнул.
Люсинда достала контракт и протянула ручку.
Внизу каждой страницы я поставил свою подпись.
В тот же вечер Люсинда прислала за нами машину с тонированными стеклами, а также десяток крепких мужчин, которым поручила разогнать столпившихся перед входом журналистов. Нельзя было позволить им украсть мое изображение.
Люсинда велела ничего не брать с собой. В нашем новом жилище — мы, кстати, даже не знали, где оно находится, — было все, что нужно, и даже больше. Я вышел из комнаты со слезами на глазах. По дороге к машине мама обернулась и посмотрела на дом такими глазами, словно это был ее старый любовник.
Начиналась новая жизнь.
Всего несколько часов пути, и мы на месте. При виде отведенного нам роскошного дворца мама пришла в восторг. Действительно, это было невероятно красивое здание, я в жизни не видел ничего подобного и даже не мог вообразить, что такое существует. В центре вестибюль, оформленный в викторианском стиле, по темно-фиолетовым стенам извивался черный глянцевый рисунок. Из вестибюля открывался вид на огромную роскошную гостиную, обставленную с большим вкусом. Даже не знаю, что больше поражало воображение: оригинальная мебель или редкие сорта дерева, из которых она была сделана. В глубине стоял внушительных размеров стол, а напротив него возвышался гигантский камин, затмевавший все своим блеском и масштабностью.