По мере того как мы переходили из комнаты в комнату, наш восторг усиливался. Два крыла отходили от центральной части: левое было предназначено для меня, правое — для мамы. В своей части дома я обнаружил игровую комнату со всеми возможными играми, кинозал с одним-единственным креслом в центре и спальню размером с гостиную в нашем старом доме. На маминой половине помимо спальни была оранжерея и SPA-зона. В саду за домом поблескивал бассейн причудливой формы, который, казалось, соперничал по красоте с парком, спускавшимся по холму.
Мы не могли прийти в себя от восхищения и долго бродили по дому, исследуя свое новое жилище. Вдруг раздался странный звонок. Он исходил от маленького пульта управления с одной-единственной красной кнопкой. Я нажал на нее, и в тот же момент на всех экранах, развешанных по дому, появилась Люсинда. Она подробнейшим образом объяснила, как собирается сделать из меня звезду мирового масштаба.
— Видишь, я поселила вас в огромном доме. В нем есть все, что нужно человеку, ведь тебе придется просидеть взаперти долгих пять лет. Можешь просить у меня все, кроме наркотиков и алкоголя. Скажи, у тебя уже были женщины?
Мне стало неловко отвечать при маме, но та не отказала себе в удовольствии съязвить:
— Да, кажется, у месье уже проснулись инстинкты…
— Отлично. Ни о чем не переживай, я лично буду выбирать самых красивых девушек, которые с радостью удовлетворят нормальные для юноши твоего возраста потребности. Однако им будет запрещено разговаривать, и тебе тоже придется воздержаться от бесед. То же самое касается многочисленной прислуги, которая, помимо этого, не сможет находиться с тобой в одной комнате. Таким образом, все пять лет ты будешь видеть только специально отобранных женщин. И больше никого. Конечно, это не относится ко мне и к твоей матери.
Меня полностью устраивали условия Люсинды.
— Твое появление произвело настоящий фурор, поэтому журналисты попытаются любой ценой пробраться сюда. Нам нельзя этого допустить, ведь лучший способ создать миф, привлечь внимание публики — твое отсутствие, вернее, незримое присутствие. Каждый год первого января мы будем показывать людям одну фотографию. Весь мир будет ждать этого дня, чтобы прикоснуться к тебе. Прикоснуться к мечте. Для них год будет начинаться с созерцания прекраснейшего из творений природы. Пройдет пять лет, прежде чем они смогут увидеть нечто большее, чем изображение. Уж поверь мне, я сумею превратить их жизнь в ожидание, никто не умеет внушать людям желания лучше меня. А ты так красив, что легко станешь их мечтой. Они будут поклоняться тебя, как только ты выйдешь из своего заточения.
— Только если сам этого захочу!
— Конечно, только если сам этого захочешь. И хоть я вижу твою решимость, все равно от всего сердца желаю удачи. Ты уже не ребенок, и твой путь — тяжелое испытание. Очень тяжелое.
Люсинда даже представить себе не могла, насколько была права. Это оказалось не просто тяжело, а невыносимо. Несмотря на решимость, несмотря на ненависть к себе и своему телу, несмотря на сыновний долг, пять лет затворнической жизни превратились в настоящий кошмар.
Главный виновник всех несчастий незаметно проник ко мне в душу. День ото дня он набирал силу и, в конце концов, опутал плотными сетями. Это было одиночество. Почему-то раньше я гораздо меньше страдал от него. Может, из-за бесчисленных женщин, с которыми я занимался любовью? Формально я был не один, но, не имея возможности поговорить с ними, испытывал страшные муки. А может, из-за той школьной недели? Ведь, несмотря на драматичный исход, я сохранил ярчайшие воспоминания о своей недолгой свободе. Со временем я понял, что прожил несколько дней обычной жизнью, такой, о которой всегда мечтал папа, когда говорил: «нормальное детство, как у всех мальчишек».
Эти долгие пять лет я мучился от ненормальности своего существования. В огромных комнатах я чувствовал себя еще более покинутым, чем в нашем старом доме, словно одиночество было пропорционально жилой площади. Я умирал от скуки и постоянно жаловался на судьбу — в результате, к моему величайшему удивлению, мама разрешила мне смотреть телевизор. Это существенно облегчило страдания, особенно на первых порах, но уже на второй год я понял, что Люсинда была права. Я выйду отсюда и стану человеком-легендой.
Последние три года я просто сидел и ждал.
Первое января, день моего дебютного выхода в свет, сопровождалось ужасной неразберихой. Я отпраздновал свое двадцатилетие с двадцатью прелестными девушками, которых прислала Люсинда.