У одной девочки развязался шнурок на ботинке. Она никак не могла с ним справиться: мама далеко, а в руках сладкий блин. Малышка присела рядом со мной — я внимательно смотрел, как она завязывает шнурок на два узелка. Мне захотелось сказать ей что-нибудь, просто поговорить.
— Что, девочка, весело вам тут?
— Фу, как от тебя пахнет!
— Что?
— Ты воняешь! Воняешь, как помойка!
— Просто я…
Я не успел закончить фразу. Передо мной возникла мать девочки, схватила дочку за руку и поспешно увела, бросив напоследок полный ненависти взгляд.
Да, теперь мне знаком этот взгляд, я ловлю его на себе каждый день…
Я плохо пахну? Ничего себе, даже не замечал. Вот она, новая жизнь, в которой я «воняю, как помойка».
Надо помыться.
Даже не думал, что существуют бесплатные души. Я нашел адрес в справочнике в телефонном автомате.
Вот так постепенно я учусь выживать на улице.
Неподвижно стою под струей горячей воды. Сегодня я не просто моюсь — я ловлю кайф. Так приятно, забыв о невзгодах, почувствовать тепло во всем теле, как если бы оно было другим и я до сих пор любил его. Кажется, это происходит со мной впервые.
Размышляя, чем бы заняться дальше, я достаю из шкафчика одежду, уже было собираюсь надеть ее, как понимаю, что она и правда ужасно воняет. Девочка была права. Только на самом деле несет не от меня, а от моих вещей.
Я прижимаюсь носом к руке и глубоко вдыхаю. Мое тело вкусно пахнет. Оно источает тот же аромат, что и прежде.
Что и прежде…
Ну конечно!
Я вздыхаю с облегчением, видя, что дом охраняют не так тщательно, как при мне. По дороге к входной двери я не встречаю никаких препятствий. Надеюсь, Джессика все еще живет здесь. Звоню.
Проходит двадцать долгих секунд, и наконец дверь приоткрывается на несколько сантиметров — ровно настолько, насколько позволяет цепочка. Да, это Джессика.
— Кто там?
— Это я.
— Кто вы? Я не узнаю ваш голос.
— Это нормально, я сильно изменился.
— Пожалуйста, скажите, кто вы.
— Если я скажу, ты не поверишь. Лучше просто понюхай.
— Что?
— Я прошу тебя понюхать мою руку.
Подношу тыльную сторону ладони к ее лицу и слегка задеваю кончик носа. Она пугается и, вскрикнув от неожиданности, отступает назад, но тут же останавливается, высовывает руку сквозь приоткрытую дверь, хватает мою кисть и прижимает к носу.
— Тот самый аромат…
— И?
— Не может быть! Я узнаю запах, но рука… Его руки были мускулистыми и вместе с тем тонкими. И голос… Кто вы такой?
— Это я. Тот, кто раньше был Самым красивым человеком в мире.
— Что вы несете?
— Джессика, умоляю, впусти меня, ты же знаешь, что это я. Ты сама говорила, что никто, кроме меня, так не пахнет.
Если бы я мог видеть ее глаза, то понял бы, что убедил ее.
Дверь закрывается, я слышу звяканье цепочки, и через пару секунд Джессика впускает меня в дом.
— Садись. Выпьешь что-нибудь?
— Да, с удовольствием. И, честно говоря, я бы что-нибудь съел.
— Еда почти готова. Если хочешь, пообедаем вместе.
Джессика садится так близко, что я чувствую ее тепло. После небольшой паузы она спрашивает:
— Расскажи, что случилось! Люсинда так напугала меня: постоянно звонит и рассказывает всякие ужасы. Она считает, что ты умер.
— В каком-то смысле она права. Самый красивый человек в мире умер.
— Что ты несешь? Я же чувствую, что это ты! Причем вполне живой, если я окончательно не сошла с ума.
— Живой — да, но с красотой покончено.
Я рассказываю о своих приключениях. Сначала она не верит, но потом признает, что иногда чудеса случаются. Пока мы едим, она несколько раз встает и подходит, просто чтобы еще раз понюхать меня. Не знаю, зачем она это делает, — может, хочет убедиться, что это действительно я, а может, наслаждается запахом. Думаю, он уже выветрился из дома, и ей его не хватало.
После десерта мы долго сидим за столом и болтаем о пустяках. Я снова чувствую себя человеком, чувствую, что существую, и все потому, что Джессика не видит меня. А ведь она даже не поняла, что я стал невидимкой.
— Знаешь, мир жесток и уродлив, в нем невозможно жить. Я думал, что сорвал большой куш, а на самом деле проиграл все до копейки. У меня ничего не осталось. Только ты одна.
Она встает передо мной на колени и протягивает руки к моему лицу.
— Можно?