— Вполне возможно, но мне неинтересны воспоминания. Я люблю увлекательные истории, а их здесь нет. Хотите доказательство? В конце автор даже не уверен, действительно ли он сам написал этот роман!
— Это риторическая фигура, как вы не понимаете? Вы же держите книгу в руках!
— Знаете, она как раз выпала у меня из рук!
— Каков ваш вердикт, господин судья?
— Виновен.
Я с удовольствием смотрю первый выпуск передачи, радуясь своей новой роли. По-моему, я отлично выгляжу в сшитом по мерке костюме и тщательно подобранном парике.
— Что думаете, Люсинда?
— Для первого раза очень даже неплохо, поздравляю. Вы сами видели вчерашние результаты голосования: публика обожает вас и полностью разделяет ваше мнение. Начинающая группа, которую вы похвалили в том же выпуске, уже заняла первые строчки хит-парадов. И это всего неделю спустя, представляете?
— Прекрасно. Значит, я хороший судья.
— Вы больше, чем хороший судья. И вот что я вам скажу: сегодня вечером ведите себя, как в прошлый раз, будьте естественны!
— Хорошо, постараюсь.
— Ах, да, чуть не забыла! Познакомьтесь, это Элизабет, ваша личная ассистентка.
М-м-м… Какая у меня миленькая ассистентка! И как непривычно произносить слова «моя ассистентка». Меньше чем за две недели я снова стал человеком. Из грязи в князи, и все благодаря Люсинде.
— Добрый день, Элизабет.
— Приятно познакомиться, господин судья. Отныне я буду следить за вашим графиком. Надеюсь, вы останетесь довольны моей работой.
— Я просто уверен в этом!
— Если вы не против, давайте начнем прямо сейчас. Я принесла контракт, который предлагает вам Люсинда, сейчас объясню его основные пункты.
— Объясняйте, Элизабет.
На самом деле я почти не слушаю. Элизабет перечисляет цифры и условия, а я не отвожу глаз от ее губ, розовых и слегка влажных.
Забавно, если присмотреться, замечаешь, что кончик ее носа чуть-чуть двигается, когда она говорит, особенно когда произносит звук «о». Никогда не видел такого!
Элизабет… Она выглядит такой застенчивой.
Я чувствую себя более непринужденно, чем на прошлой неделе. Мне уже не так страшно выступать на публике. Когда Бобби, тот тип в сиреневом костюме, объявляет мой выход, зал взрывается аплодисментами, отовсюду раздаются крики:
— Господин судья! Господин судья! Господин судья!
В общем, я чувствую себя прекрасно. Меня любят за то, что я говорю, а не за то, как выгляжу.
Я объявляю невиновной тринадцатилетнюю девочку: у нее абсолютно взрослый голос и она очень красиво поет.
Затем признаю виновным юмориста, представившего совершенно несмешной скетч, где он издевается над президентом, а следом за ним выступавших вместе актера и режиссера. Они рассказывали о своем новом фильме, на мой взгляд, очень плохом. Действие происходит в новогоднюю ночь, и все персонажи только и делают, что едят, пьют, вспоминают прошлое и плачут, потому что брат главного героя сообщает, что тяжело болен и скоро умрет.
Меня лично такие фильмы утомляют.
Каждый раз мнение публики полностью совпадает с моим вердиктом.
Думаю, так будет всегда.
В перерыве я принимаю поздравления Люсинды. Гримерши слегка подкрашивают меня и поправляют парик.
Мне приносят воду, спрашивают, не нужно ли что-нибудь еще.
Все это время Элизабет стоит у края сцены рядом с камерой. Она издалека спрашивает, все ли в порядке, я в ответ улыбаюсь и киваю головой.
Режиссер объявляет окончание рекламной паузы. Громкоговорители начинают обратный отсчет.
Десять, девять, восемь…
Гримерши и инженеры, как зайцы, улепетывают со сцены.
Семь, шесть, пять…
Люсинда три раза подряд глубоко вдыхает и выдыхает, как спортсмен перед стартом.
Четыре, три, два…
Бобби дает публике знак аплодировать.
Один…
Публика хлопает.
Я сижу в кресле судьи и смотрю прямо в меру.
Ноль.
Я обожаю свою новую жизнь.
Я не особо слушал, когда Элизабет объясняла детали контракта, но, надо сказать, мне повезло: хорошая зарплата, личный водитель, квартира.
Мечта!
Адам поселился вместе со мной в гигантской квартире. Мы купили огромную подушку, чтобы Джек тоже спал на мягком. Первые несколько дней нам было непривычно засыпать в собственной постели. И потом, мы совсем отвыкли от тишины. В результате первую неделю я оставлял окно открытым на ночь, чтобы слышать уличный шум.