Перелет в Прагу был трудным, самолет попал в болтанку. Когда объявили, что мы идем на посадку, я с облегчением вздохнула, и моя резинка… лопнула. Я поняла: если сейчас поднимусь, то из-под юбки все письма посыплются на пол. Я как могла придавила локтями юбку к телу, чтобы удержать на себе тайный груз, и так скованно пошла.
В здании аэропорта я увидела стул и тут же села. А меня встречал администратор. На нем я заметила новые ботинки, новый костюмчик, и он смотрел на меня сверху вниз – какая-то там приехала… студентка. Он-то уже в Чехословакии не одну неделю, даже приоделся.
Администратор недовольно буркнул:
— Почему вы здесь сидите? Сейчас паспорта будут выдавать.
А я ему говорю:
— Узнайте, где здесь туалет.
Он немного оторопел, но все же сказал:
— Идите прямо, потом направо. Там увидите…
Я поднялась, прижимая руки к телу, и протопала в туалет. А сама взмокшая от этого стресса. Вытащила письма, положила их в сумку – ведь мне уже теперь ничто не угрожало. И вернулась к администратору легкой походкой.
— Ну вот, приехала, и сразу проблемы, — недовольно сказал он.
— Спасибо, никаких проблем уже нет. Всё в порядке.
Машина привезла нас в «Алькрону», тогда это была привилегированная пражская гостиница, где останавливались знатные и богатые иностранцы. Меня проводили в номер.
Номер мне понравился, особенно ванная. Я наполнила ее водой, долго разбиралась опытным путем, что и как там переключается, попробовала разные шампуни, редкость по тем временам. И все время думала, как я, взрослый уже человек, не знаю самых обыкновенных бытовых вещей?!.
…Прага меня поразила! Это было какое-то чудо. Куда ни посмотришь – красота, история и вечность.
Карлов мост. Градчаны. Храм святого Вита. Часы на ратуше… Помню, как мы вошли в храм – был католический праздник. Откуда-то сверху, словно из-под небес, зазвучал женский голос. А потом вступил орган. Акустика такая, что мы замерли. Будто и музыка, и голос лились с небес.
Через три дня я отправилась в Татры, там уже собралась почти вся съемочная группа, не было только Николая Афанасьевича Крючкова.
Мы жили в высокогорном отеле. Красота вокруг необыкновенная. Низкие облака разрезали вершину горы надвое, уплывали ввысь, и гора сливалась с горой, совершенно меняя пейзаж.
К сожалению, я простудилась, но как сказать об этом?
Выбрала удобный момент и обратилась к костюмерше пани Славке:
— Нет ли у вас какого-нибудь лекарства? Меня продуло, по-моему, у меня цистит.
— Я пойду узнаю, — говорит пани Славка, — у кого есть лекарство.
— Только, ради Бога, не говорите никому из мужчин, — попросила я. — Мне неудобно…
— Нет, нет, что вы, — заверила меня пани Славка. — Я им ничего не скажу.
Не прошло и получаса, как раздался стук в дверь. Я открыла. На пороге стоял чех, один из сотрудников нашей группы.
— Кларичка, у вас проблема? У меня есть вот такое лекарство.
Я покраснела, но ничего не оставалось, как поблагодарить его.
Не успел он уйти, как в дверь опять постучали. Пришел другой сотрудник.
И так чуть ли не вся группа побывала у меня. И каждый говорил, что, раз у меня есть проблемы, он готов мне помочь.
Съемки в Татрах проходили на натуре, а природа в Татрах такая, что дух захватывало. Хотелось сидеть и молчать. Молчать и смотреть, как всходит из-за гор солнце, как золотит оно вершины, как краснеют облака, а небо становится синим – синим, и воздух…
Из Татр мы вернулись в Прагу, где к нам должен был присоединиться Крючков.
Николая Афанасьевича я видела только в фильмах. Конечно, я знала все его роли. И любила его так же, как любил его каждый человек в нашей огромной стране – за те образы, которые он создавал на экране.
Крючков играл танкиста, и молодежь валом шла в танковые училища. Он играл летчика, и ребята стремились в небо. Его герои были живыми людьми, воспринимались как собирательный образ молодого человека сороковых – пятидесятых годов, на которого равнялись, которому подражали.
Я обрадовалась, что увижу Николая Афанасьевича, познакомлюсь с великим артистом.
И вот мы стоим в холле гостиницы, сверху сейчас должен спуститься Крючков: он только умоется с дороги, переоденется, и мы поедем на студию.
Вдруг я услышала такой… цокот, как будто кто-то отбивает чечетку. Это когда на ботинки набиты металлические подковки. Такой характерный звук. Я повернула голову и вижу – по лестнице спускается, отбивая чечетку, Николай Крючков.