Выбрать главу

Русланова в ванной намочила полотенца. Попробовали. Но полотенца легкие. Неинтересно. Может быть, скрученными простынями? Это уже посерьезнее.

Утром на съемке режиссер говорит:

— Покажите, как будете драться.

Нам принесли корзину мокрого белья. Катька, то есть Русланова, побойчей меня, схватила простыню и как огрела по спине. Я аж задохнулась! И тогда я тоже схватила простыню и дала сдачи.

Дрались мы молча, потому что текст забыли. Я раньше никогда не дралась и не подозревала, что азарт появляется, да такой, что обо всем забываешь.

— Отлично, — сказал режиссер. — А где же текст?

Мы отрепетировали и стали сниматься. Мы дрались, плакали, смеялись, не хотели отдавать этого Будулая друг другу. Словом, получилась настоящая бабья сцена.

По сценарию во время сцены идет дождь. Прибыли две пожарные машины, набрали воды из Дона и поливали нас от души. Лето было жаркое, засушливое, так что поначалу нам даже было приятно. Но съемка продолжалась шесть часов. Платья нам не меняли, мы промокли до нитки. Я видела, что у Нины Руслановой посинели губы и зуб на зуб не попадает.

А станичницы смотрели, и некоторые плакали.

После съемки я сказала одной женщине:

— Что вы плачете? Это же съемка. Вы же видите, стоят осветительные приборы, пожарные машины.

А она мне:

— Это про одинокую нашу бабью судьбу.

Помню, мы снимали сцену: к Клавдии накануне Дня Победы приходят фотографы, чтобы переснять старую, единственную оставшуюся фронтовую фотографию погибшего мужа. Мы с актрисой Майей Булгаковой сидели за столом и рассматривали фотографии. Потом – согласно сценарию – я должна была встать и подойти к комоду. А над комодом висел старый репродуктор.

Начали снимать. И тут, сама не знаю почему, я включила репродуктор. Мне и в голову не приходило, что он может работать, такой он был старый. И вдруг мы услышали голос Марка Бернеса:

А на груди его светилась медаль за город Будапешт…

Все замерли. Кто-то заплакал. И меня это потрясло. А зрителей потрясла правда того, что происходило в кадре.

…Когда Центральное телевидение впервые показало четыре серии «Цыгана», никто не собирался снимать продолжения. Но на нас обрушился шквал писем. Тысячи, десятки тысяч писем… Большинство зрителей требовало продолжения. Ведь неизвестно, что будет с Будулаем. Вот едет он в цыганской кибитке, и никто не знает – выживет ли он, встретимся ли мы…

Зритель любит, чтобы было ясно, чем кончится, и все хотели счастливой развязки. Чтобы Будулай выжил. И чтобы этот мальчик, Вася, тоже жил с нами. Чтобы мы любили друг друга. «Ну что вам, пленки жалко? — спрашивали нас. — Еще бы немного досняли – и все было бы ясно». И этот зрительский напор дал результат.

Но не сразу. С Калининым говорить об этом не стоило: Анатолий Вениаминович – писатель серьезный, с пылу да с жару решений не принимает.

И вот помню робкий вопрос корреспондента «Литературки» к автору:

— Верно ли, что вы продолжили «Цыгана»?

— Да, Будулай снова постучался мне в окно. Трудно сказать, почему это произошло. Очевидно, потому, что его судьба – это дорога. В нее впадают другие судьбы… Обращение к Будулаю вовсе не значит, что Калинин собирается ехать на цыганской лошадке из-за популярности. Будулай дает, как мне кажется, возможность высказаться по ряду проблем, которые меня волнуют. В этом все дело. Пятая и шестая части уже печатаются в «Огоньке». Пришло новое время, можно сказать что-то новое.

Интервью было напечатано в июле 1983 года. А в декабре 1984 года был снят первый дубль нового четырехсерийного фильма «Возвращение Будулая».

Мы с волнением приступили к работе. Ведь мы возвращались к таким родным, уже полюбившимся и нам, и миллионам людей героям.

Прошло несколько лет после первых четырех серий. Оказалось, что продолжать гораздо сложнее, чем начинать новое.

Так случилось, что после выхода на экран «Цыгана» я сыграла в кино четырнадцать ролей. И все же Клавдия жила во мне, да и зрители все эти годы не давали забыть о ней. На творческих встречах, в поездках спрашивали, не будет ли продолжения «Цыгана», интересовались судьбой Клавдии.

Картина «Цыган» шла во многих странах. Помню, как в Югославии, после демонстрации фильма, меня узнавали на улицах, ко мне подходили, я видела тепло в глазах самых разных людей. Вероятно, потому, что существуют вечные ценности – любовь и верность, дружба, чистота человеческих отношений, надежность и доброта.

И вот настало время ехать в Ростовскую область. Когда я пришла на Казанский вокзал, в поезде «Тихий Дон» меня встретили те же проводницы, что и несколько лет назад. В это трудно поверить, но это так. И, конечно, мы говорили о «Цыгане», о Клавдии и Будулае. Наши киногерои стали для зрителей близкими и родными, это я знаю твердо.