— Робин ты… — она закусила губу.
Наконец стройная, как говорили многие, но, как считал Саша, истощённая и исхудалая, фигура решила зайти в комнату, а не стоять на пороге, и тихонько прикрыла за собой дверь. Затем постепенно, оглядывая мою несчастную каморку, проходит вокруг и тщательно изучает каждую деталь, украшающую комнату. Она явно откладывает серьёзный разговор как можно дольше, не решаясь начать. После нескольких минут бесцельного осмотра вещей тётушка села на самый край моей кровати и взгляд её упал в пол или, быть может, на потёртый старый ковёр. Марта, тебе и в этот раз мерзко смотреть на своего племянника?
— Робин… — вновь она повторила моё имя, и вновь после этого она замолчала. В комнате повисла угнетающая тишина. Ситуация становится крайне неловкой.
— Что с вами, тётушка? Вы неважно себя чувствуете? — необходимо как-то избавиться от этого невыносимого безмолвия.
— Да, Робин… Мне кажется, я очень серьёзно заболела. Я совершила ужасный поступок, поэтому неизлечимая болезнь теперь никогда не отпустит меня и будет каждый день напоминать о моём бессовестном упущении, — Марта заговорила гнусавым голосом, и её глаза постепенно начали краснеть — ещё немного и она разрыдается.
— Что вы сделали, тётушка?
— Я… оказалась безнадёжной матерью, Робин. Моё глупое дитя сделало непоправимую ошибку, потому что я позволяла ей слишком многого. Твоя тётя совсем неправильно воспитала твою кузину Фрауке. Прости меня, Робин… — она упала на колени и положила свою голову с распущенными длинными волосами мне на ноги. Я никогда прежде не трогал их — мне не было дозволено. Но сейчас эти шелковистые русые локоны лежали на мне, а женские нежные руки осторожно приобняли за спину. Я вспомнил свою маму. Оказывается, что Марта в самом деле была копией матушки. Как же я по ней скучаю…
— Тётушка, вы плачете? — в ответ раздался лишь сдавленный всхлип, — не плачьте, тётушка. Вам очень не идут слёзы, — содрогаясь от волнения я поглаживал её изумительные пряди волос.
— Робин, твоя кузина наговорила лишнего, — женщина подняла голову и своими кроваво-серыми глазами посмотрела мне в самую душу, — Я уверена, что ты будешь винить себя в случившемся. Но… не стоит, ты всего лишь бедное дитя… — Марта прижала меня к сердцу. Как только меня привезли в этот дом, я никогда прежде не чувствовал с её стороны столь трепетного отношения. Сейчас мне на мгновение показалось, что она ощущает вину за причинённую мне ужасную боль. Но ведь мне совсем не больно, — На самом деле, Фрауке лишь осуществила то, что я в неё непроизвольно заложила. Точнее, я попросту не занималась её воспитанием. Лишь потакала её капризам, и чрезмерно лелеяла. Поэтому, я ужасная мать… А ты, дорогой Роби, после пережитой трагедии потерялся в себе. Мне нужно было поступать мудрее, но я повела себя хуже маленькой и слабоумной девочки. Не вини себя, Роби… Это я виновата…
Тётушка несколько секунд не моргая смотрела прямо на меня, отдавшись во власть мрачных дум, потом разрыдалась, закрыв лицо руками, и содрогалась в нервных конвульсиях.
Утром военные немцы зачем-то заставили нас выйти из своих домов. Обычно так происходило, если кто-то нарушал непоколебимые законы нашей нацистской Германии. Если честно, я совсем не разбираюсь в этом. Мне известно лишь название и несколько важных фраз, которые требовал от меня дядя Фридрих — я ведь уже взрослый мужчина. Поэтому делал умный вид и старался лишний раз не попадаться ему на глаза, в противном случае он начинает давить этой странной информацией о политике, о законе об охране немецкой крови и, следовательно, о том, что необходимо всем сердцем любить Германию, презирая всех нечестивых, кроме истинных немцев. И знаете, я совсем в этом ничего не понимаю.
Марта хотела было пойти одна, но ей было приказано взять и нас двоих — Фрауке и меня.
— Вы в своём уме? Вы хоть понимаете, что требуете?! — тётушка в последние дни очень часто на всех кричит, исключая меня.
— Frau фон Фабьян, рекомендуем не вести себя так бездумно. Вы прекрасно понимаете, что даже за такое я могу вас забрать. Я всегда уважал вашего высокоуважаемого мужа, однако такое поведение не характерно для уважающей себя немке. Но сделаем вид, что я ничего подобного не слышал. Вы радостно приняли такое почтённое приглашение и с удовольствием отправились на площадь. Благодарю за понимание, — даже не собираясь услышать ответ, скуластый мужчина в чёрной военной форме с ярко-красной нарукавной повязкой развернулся и громко топая покинул дом.