Теперь уже внутри удалось что-то разглядеть. Прямо с улицы мы попали в изрядно просторную комнату, заваленную какими-то лавками, криво сколоченными остовами столов и досками, которые, наверное, можно положить сверху. И большая печь посередине. Что тут, обеды давали, что ли?
- Какой хлам, господи, - простонала Марья.
- И главное, что ничего другого нам взять неоткуда, понимаешь? – вздохнула я.
Посерединке между двумя частями свалки мебели была расчищена тропинка – мимо печи, куда-то в глубину дома. Мы пошли, что нам оставалось делать?
За этой комнатой, большой и квадратной, нашлись ещё четыре. Здесь не было ставен на окнах, или их не закрыли, и мы видели весь этот хаос и разруху просто отлично. Три очевидных спальни – с добротными деревянными кроватями. На одной кровати лежала, не поверите, перина, только её кто-то разодрал, и пухом пополам с перьями, пылью и мелким мусором была завалена вся комната. В двух других не лежало никаких перин, зато имелись сундуки. И нам вдвоём даже удалось приподнять крышку у одного из них – что же, какая-то ткань, сапоги, глиняные миски, и запах плесени.
Четвёртое помещение оказалось кухней. Ещё одна печь, в стене между кухней и соседней спальней. Чуток дров рядом на полу – бли-и-ин, это ж ещё о дровах думать! Сейчас-то лето, а потом как?
У окна рабочий стол, никакой посуды, надо думать, не сохранилось, раз тут – заходите, люди добрые, берите, что понравится. Печь грязнущая, её бы помыть и побелить, перед тем, как что-то тут вообще готовить. Окно неимоверно грязное. Впрочем, куда оно у нас смотрит? На север? А откуда тут ветер дует? Не с той ли стороны?
- Какой кошмар, госпожа Женевьев! Тут невозможно жить, совершенно невозможно, - причитала Марья.
Мари Кто-то-там она, надо полагать.
Возле входа на кухню мы увидели лестницу наверх – очень крутую, забираться сложно, особенно в длинных юбках. Только вцепившись в перила. Мы вцепились и забрались.
Там были ещё комнаты, в них не сохранилось никакой мебели, и они не отапливались никак. Всё понятно, летний вариант. Или недострой. Тьфу ты, даже балкон прилепили, умельцы. И вышли мы с Марьюшкой на тот балкон… что ж, в старой жизни я бы такой вид с балкона за большущие деньги продала. А тут – кому он нужен, понимаете ли. У всех у них эти виды перед глазами с рождения, наверное, или нет, но всё равно примелькались. А дом стоит пустой и ветшает.
- Пошли вниз. Сейчас эти площади всё равно не освоим, никак, - махнула я рукой.
Я вспомнила, что из кухни была ещё одна дверь, и хотела посмотреть – что за ней? Чёрный ход? Ещё один сени? Кладовая? Открыла с трудом, глянула… и обомлела.
Понятно, что везде, где заводятся люди, они начинают производить какой-то алкоголь. И тут перед нашими глазами предстала какая-то база самогонщиков, иначе не назовёшь. И эти паршивцы озаботились стеклянной посудой – интересно, на корабле привезли, или как? В разных бутылях по всей небольшой комнатке стояли, настаивались, бродили разные жидкости, на перевёрнутом ящике в углу рядком поставили мелкие баночки – с мёдом и чем-то ещё, и какими-то добавками. Дух стоял соответствующий, бедняга Марья закрыла рот ладонью и убежала обратно, туда, откуда мы пришли.
А я двинулась через это всё к следующей двери. За ней нашла ещё один выход на улицу через сени, и сени здесь имели расширенную версию – сбоку пристроили ту самую кладовку. И в ней-то, судя по запаху, уже не просто бражка выстаивалась, а явно что-то сдохло – в общем, я зря открыла ту дверь. Хорошо, успела выскочить наружу, и вывернуло меня уже там, на травке.
Вашу ж мать, выругалась я про себя. И ещё добавила. И что, вот это – отныне моя собственность?
О нет, я понимала, что привести в божеский вид можно любой дом. Я не увидела там ни гнилых полов, ни прохудившейся крыши – впрочем, это в дождь нужно проверять, в хорошую погоду я не пойму ничего. Но у меня нечего вложить в эту модернизацию и реконструкцию, нечего! Это дома я могла распоряжаться некими активами, и понимала, сколько, когда и откуда ко мне придёт, на что я могу рассчитывать и что смогу сделать. А тут что? Ни-че-го. Совсем.
Да пропади она пропадом, вся эта здешняя жизнь, и вся эта Поворотница, и все её обитатели! Я не осилю вот это до холодов, я просто не понимаю, как это. Не хочу и не буду!
- Ой, госпожа Женевьев, там такой ужас! Ой, вы что, плачете? Да что такое-то, вы ж никогда не плакали! Только совсем в детстве! – Марья тоже выглядела не самым лучшим образом – бледная до зеленушности.
В детстве, сказать тебе правду, я от каждой разбитой коленки ревела. Это потом уже научилась в себе держать. А сейчас – не считаю нужным, вот.