Много лет назад…
Мы с Карло познакомились в старших классах школы. Я в свои шестнадцать больше походила на двадцатилетнюю второгодницу, а он был восемнадцатилетним мечтателем-альтруистом. Мы, словно две стороны медали, словно вода и огонь, были полными противоположностями.
Не потому ли мы так нравились друг другу? Будущее нашего союза представлялось настолько нереальным, что на него никто бы и гроша не поставил. Точнее, никто не поставил бы ни гроша на меня.
На скачках такую лошадь, как я, любой букмекер счел бы аутсайдером и отметил бы красной ручкой.
И все же история нашей пары оказалась долгой. Она была словно тесный проход в напирающей толпе, словно громкий крик, за которым наступает тишина, словно мурашки по коже, или неясное предчувствие, или лютая стужа в горах.
Нам пришлось нелегко. Мои родители просто-напросто не верили своим глазам, а его мать с отцом надеялись, что это безумие вскоре закончится, как ночной кошмар. У меня в то время ветер гулял в голове, а Карло вел себя безупречно.
В школе его знали все. Как председатель школьного совета он организовывал собрания и участвовал в них наравне с преподавателями. Он играл в теннис, входил в школьную команду по спортивной гимнастике и встречался с девушкой по имени Элизабетта, гораздо больше подходившей ему, нежели я. Надирия напоминала сыну об этом при каждом удобном случае.
Раз в месяц председатель школьного совета собирал в спортзале всех учеников старших классов, чтобы вместе разработать предложения для педсовета.
Среди прочего на повестке дня стоял вопрос о подготовке дня открытых дверей для родителей старшеклассников.
Как только Карло закончил рассказывать о программе мероприятия кучке притихших подростков, я поднялась и стала пробираться к выход у.
Карло посмотрел мне вслед и поинтересовался:
– Ты не согласна с тем, что я предложил?
Все остальные тоже уставились на меня, но я и не думала останавливаться.
– Послушай, блондинка в синей кофточке, я ведь с тобой говорю! У нас демократия: вместо того чтобы уходить, можешь высказаться!
Я замерла на месте. Ребята глаз с меня не сводили, и мне вспомнилась «кривая внимания аудитории». Наш разум не может долго концентрироваться на одной и той же теме – необходим стимул со стороны, чтобы подпитывать интерес публики.
Я обернулась и спросила:
– Это ты мне?
– Да, тебе! Почему ты уходишь? Останься, и мы сможем все вместе обсудить твои доводы.
– В одиннадцать часов похороны моей бабушки, – пробормотала я, опустив глаза. – Ее на инвалидной коляске сбил грузовик. Подонок протащил ее по земле метров сто и даже не остановился, чтобы помочь. Бабушка была в таком ужасном состоянии, что мне даже не позволили с ней попрощаться. Если ты не против, я пой д у.
Красная от смущения, я повернулась и выбежала за дверь, пока мой обман не раскрыли.
Смущенный Карло потер лоб и, пытаясь взять себя в руки, сокрушенным тоном пробормотал:
– Это очень печально. Что ж, продолжим.
Я закрыла за собой дверь, расхохоталась и подумала, что моя бабушка на небесах наверняка тоже повеселилась от души.
На следующий день Карло поджидал меня у выхода из класса.
– Я хотел извиниться и принести свои соболезнования в связи с кончиной твоей бабушки.
Он смотрел мне прямо в глаза, и я, покачав головой, улыбнулась:
– Ты на это повелся?
– А это неправда?
– Моя бабушка умерла пять лет тому назад во сне. Счастливая смерть – так это называется.
– Зачем же ты меня выставила идиотом на собрании старшеклассников?
– Собственно, сначала ты меня выставил идиоткой. А моя бабушка перед смертью напомнила мне, что лучшая защита – это нападение.
Я на пару секунд задержала взгляд на его лице и успела заметить, как у него на лбу появилась морщинка и в глазах отразилось недоумение пополам с сомнением. И тут же удалилась, как актриса, которая спешит уйти со сцены, пока не стихли аплодисменты.
Позже он признался, что тогда еще долго стоял, провожая меня взглядом, пока я не затерялась в толпе.
Спустя два дня я снова столкнулась с Карло в баре у школы. Я заметила его издалека, но как ни в чем не бывало прошла мимо, мило чирикая с подругой Анджелой, которая уже была в курсе дела.
Анджела сделала страшные глаза и прошипела мне в ухо: