Как будто
Дохнуло утро еле-еле
На виноградные кусты,
И вдруг покрылись гроздья
Туманом.
Как будто
Бледным лунным ореолом
Полили виноград —
Он побелел,
Засеребрился, —
Как будто солнца жаркий свет
Вдруг запалил мой виноградник
И гроздья
Улыбнулись мне…
Срезай, бросай
Рука
В корзину, ждавшую с тоской,
В нее, стоявшую пустой
Почти что год.
И это ножницам отрада —
Богатство лунное стяжать,
Обилье буйное срезать, —
Сбор винограда!
Все началось…
Пер. Я. Хромченко
Все началось, как будто, с ноготка,
А кончилось в гумне — в руке рука.
Вначале был прикосновений след,
А кончилось — «Вот ты…»[8], кольцо, обет…
Он думал просто голову вскружить,
Лукавым языком владел сполна,
Хотел он целовать, ласкать, любить,
А я потом — весь век вздыхай одна!
Но я ловчей, его я проучу:
Поймав разок, уже не отпущу!
Вначале был прикосновений след,
А кончилось — «Вот ты…», кольцо, обет…
Я знаю
Пер. Я. Хромченко
Чирикнула птичка в окно при вступлении дня —
Намек: это ты посылаешь привет для меня.
Пушистое облачко в утренней голубизне —
Сигнал: это ты письмецо посылаешь ко мне.
Вот поезд, взывая, свистит из ночной темноты —
Твой голос звучит издалека: здорова ли ты?
Прислушайся — ветер ответ мой приносит во мгле:
Письмо посылаю на бабочки тонком крыле.
Мирьям Бернштейн-Кохен
Мы, матери
Пер. автора
Ты вся в поту, в крови,
И вопль звериный
Прорвал твой сжатый рот,
И каждый нерв дрожит, встречая волны страха;
Вонзились ногти в белизну простынь,
Зрачки расширены страданьем, вопрошая:
— За что?.. За что?..
Настал твой судный день,
Последний суд настал! —
Зерно зачатья бытия в тебе созрело,
И налилось, и стало человеком,
Рожденным жизнью, чтобы славить жизнь.
И в пурпуре зари
Восходит чудо мира:
Ты — Мать!
Ты мать,
И в каждой капле молока
Ты передашь ему как гражданину мира
И теплоту души, и доблесть сердца и ума.
И он всосет в себя
Любовь и жалость к человеку-брату.
Из уст твоих услышит,
Что он лишь винтик маленький,
Не боле,
В машине жизни, мощной и святой.
Все это он из уст твоих услышит!
Но если ты, вопя,
На труп безмолвный сына
Бросишься в слезах,
Срывая с тела своего одежду
И обнажая груди,
Что дали жизнь ему и мысль, и силу,
И если безразличными глазами
Посмотрит смерть на то,
Что было для тебя отрадой жизни всей,
На то дитя, которое убито
Среди колосьев на твоих полях,
На виноградниках, тобой взращенных,
И между тех садов,
Где ты, струями пота истекая,
Трудилась, и сажала, и растила, —
Так знай же, мать, и ты виновна в том.
Да, да, и ты!
Во всем подлунном мире,
Под равнодушным сводом голубых небес
Вооружен весь мир,
И брат на брата встал,
С корнями вырывая все живое
Из сердца исстрадавшейся земли,
А ты молчишь?
Твоя душа исхлестана бичами смерти,
А ты замкнулась в немоте?
Зачать сумела, выносить его,
Взрастить и выкормить,
Но защитить твою же плоть и кровь
Бессильна ты?!
вернуться
8
Первые слова брачной формулы: «Вот ты освящена для меня этим кольцом по закону Моисея и Израиля».