Если поэтессы, о которых мы говорили ранее, пришли к Эрец-Исраэль и ее древней культуре издалека, из других стран и других литературных миров, то Эстер Раб — дочь Израиля. Ей не пришлось привыкать к суровым сельским будням с их нелегким трудом под палящими лучами солнца — она познала их с молоком матери в Петах-Тикве. Не было необходимости и специально приобщаться к языку Библии и пророков, ибо на иврите она произнесла свои первые слова и другого языка в детстве не знала. Естественно, что в поэзии Эстер Раб зазвучали совсем другие нотки — резкие, подчас даже колючие, подобно характеру многих сабр (местных уроженцев). И не случайно свой первый сборник стихов она назвала «Терновники» (1930). В ее поэзии пейзажи, запахи и голоса родины — не экзотика, не предмет умиления и восхищения, а естественный фон привычной, будничной жизни. Поэтому в ее стихах так много образов и сравнений, заимствованных не из книг, легенд и сказаний, а прямо из живой природы и реального быта. О своем возлюбленном, например, она пишет: «Ты — как эвкалипт после бури: // усталый, сильный, качаешься на ветру». В минуту отчаяния она восклицает: «Спрячу в песке лицо свое, // как верблюд, ищущий пропавшие следы». Если для нашего европейского уха эти сравнения звучат экзотически и непривычно, то для уроженцев страны они совершенно естественны.
Критика сразу обратила внимание на то, что в стихах Эстер Раб нет обычной для женской поэзии мягкости, материнской сердечности, интонаций сострадания. Стих ее, крепко сколоченный и вполне материальный, демонстрирует характер, силу, независимость, подчас даже с элементами агрессивности. В некоторых ее любовных стихах женщина, а не мужчина задает тон, командует, навязывает свою волю:
«Всю ночь за собой, по трудным дорогам, // в цепях неразрывных тебя волочила» — признается она в одном из ранних своих стихотворений. В другом стихотворении поэтесса предупреждает:
«Ты будешь так меня любить, // что ежедневно сердце твое будет разрываться, // ибо не стану подругой твоей навеки…»
Любовь ее сильная, гордая, требовательная, мятежная, бескомпромиссная. Но и ей ведомы минуты женской слабости и отчаяния.
Эстер Раб говорит «на равных» с царями и пророками: «Семь раз окунусь в море // и пойду навстречу другу моему Давиду… // А с Деборой под пальмой // буду пить кофе и беседовать… о войне и обороне…»
Совсем иного склада поэзия Иохевед Бат-Мирьям. Во многих отношениях она и Эстер Раб — антиподы. Конкретности, «вещности», предметности, энергии стихов Эстер Раб противостоит абстрактность, расплывчатость, зыбкость, неопределенность поэтических настроений и образов Иохевед Бат-Мирьям. А ведь и она, подобно Эстер Раб, выросла на лоне природы, в деревне, в семье сельского мельника. Но деревня эта была белорусской, и ее семья была лишь маленьким островком в чуждом и враждебном мире. Отец, набожный хасид и фанатичный приверженец учения Хабад[3], обучал своих детей святому языку, Библии, еврейским законам и обычаям, с самого раннего возраста прививал им любовь к своему народу и его духовному наследию. Но впечатлительная и чуткая Иохевед воспитывалась также и на русской классической и современной литературе, увлекалась Блоком и Гумилевым, училась в Одесском и Московском университетах. В Эрец-Исраэль она прибыла зрелым, сформировавшимся человеком, много испытавшим, познавшим разочарование и горе. И на новой родине ее преследовали неудачи: она рассталась с мужем, известным писателем Хаимом Хазазом, долго и тяжело болела, потеряла в Войне за независимость единственного сына… Все это наложило печать на ее творчество. На смену трепетной лирике и религиозному экстазу первого стихотворного сборника «Издалека» (1932) пришла усложненная, туманная символика последующих книг.
Многие стихи Бат-Мирьям — это размышления вслух, фрагменты большого, нескончаемого монолога. Когда мы беседуем сами с собой, нет необходимости ставить все точки над «i», до конца все разъяснять и разжевывать, ибо «собеседник» в курсе дел. Но когда такая беседа зафиксирована на бумаге и попадает в руки читателя, он, человек непосвященный, не может, естественно, многого понять. Открыв, например, сборник стихов «Свидание» (1940), неподготовленный читатель вряд ли догадается, что это свидание с ангелом смерти и что стихи написаны в больнице во время тяжелой болезни. Но он не сможет не проникнуться настроением поэтессы.
3
Хабад (аббревиатура ивритских слов «ум, мудрость, знание») — хасидское мистическое учение, возникшее в конце 18 в. и получившее распространение в Белоруссии и Литве.