Наверное, с природой всегда так. Даже в конце времён, я верю, она лишь станет другой. А вот, сможет ли в ней кто-то жить, это уже не её проблемы и забота…
Меларии верят, что её состояние зависит от нас, только вот это нужно нам, а не ей. От того даже погоде мы рады любой, не смея ругать окружающий мир — он нам ничего не должен.
Здесь же почти тоже самое, только застывшее. Застывшее, в ответ на поступок нашего прошлого короля…
— Но зачем мы?.. — опомнилась я вдруг и попыталась заглянуть в лицо Этаро.
Он выглядел задумчивым и печальным.
— Моя… сила, болезнь, не знаю, как правильнее назвать, напоминает мне это место. Из-за этого я часто думаю, не ждёт ли меня такая же участь, как этот лес?
— Но он погиб под гнётом проклятия, — осторожно напомнила я, чувствуя, как вдруг сдавило в груди.
— Да, однако… И там и там сила, обращающая в прах всё живое, — отозвался Этаро мрачно и тихо.
Видимо, откровенность давалась ему с трудом.
Мы остановились под ветвями-нитями высокой старой ивы, и я в траве-стрелах серых, словно стальных, разглядеть сумела чудом уцелевшую, непотревоженную ветром ромашку.
Этаро помог мне слезть с седла и повёл рукой в сторону, как бы указывая на вид вокруг.
— Коснись чего-нибудь, будь добра. Используй свой дар…
— Но я исцеляю, а не снимаю проклятия, — нахмурилась, пытаясь понять, зачем ему это и чего он хочет.
Властелин никак не мог решить, что во мне кроется большая сила, что я таю в себе нечто более удивительное, чем то, что он уже наблюдал.
Но Этаро лишь ждал.
И тогда я, опустившись на колени, потянулась за найденным мною цветком. Сорвала его, холодный и каменный, и попыталась согреть в своих ладонях, окружив синей дымкой магии.
— Видишь? — подняла я полный сожаления и растерянности взгляд на властелина, — ничего не изменилось.
— Попробуем ещё, — упрямо заключил он, удобнее перехватывая лошадь за уздцы. — Прогуляемся здесь немного.
— А… — запнулась я. — Не боишься проклятия? Недаром сюда стараются лишний раз не заходить.
Пусть я и не была подвержена суевериям, а всё же под сенью мёртвого леса чувствовала себя неуютно.
Но Этаро лишь усмехнулся:
— Меня и моё пламя рано или поздно обратит в пепел, что лесу своё проклятие тратить напрасно?
Да, а обо мне он не думает? Или считает, что раз его сила меня не берёт, то и проклятие леса тронуть не сможет?
Ромашку я, зачем-то, спрятала за поясом платья, Этаро подал мне руку, отпустил свою лошадь и вскоре мы уже бродили по опустевшим тропам так, словно просто прогуливались в удивительном и спокойном сне… От того, наверное, и разговоры наши выходили неожиданными и глупыми.
— Когда впервые тебя увидела, — из-за лёгкого эха я слышала себя будто со стороны, издали, — подумала сразу, как ты красив. А второй мыслью было, что обязательно нужно тебя спасти.
— Меня ещё никто никогда не спасал, — усмехнулся он. — А, что же, потом ты поняла, что первое впечатление было обманчивым?
— Скорее второе было ошибочным, — рассмеялась я.
— Жестоко, — прокомментировал он, пытаясь не поддаваться моему веселью.
Глава 26
Я не знаю, что изменилось вдруг, но словно мы знакомы уже много лет. И день будто не день, а год. И так странно при этом, что сумерки уже начинают спускаться на улицы Иисиды, в которую мы вернулись, сама не помню, как, за разговорами обо всём и ни о чём одновременно.
А город тем временем встретил нас россыпью тёплых золотистых огней!
Сотни фонариков мерцали над дорогами, в окнах домов, над дверями, на ветвях деревьев, на земле, в садах, утопая в цветах, плавая на поверхности воды в фонтанах, всюду!
— Чего ты? — мягко спросил Этаро, заметив моё удивление.
— Сегодня какой-то праздник? — искренне недоумевала я.
— Конечно, глупая, — прозвучало совсем не обидно, даже ласково, и впервые меня не кольнули следующие его слова, — праздновать нашу свадьбу будут ещё долго.
Музыка, лёгкая и весёлая, что донеслась до нас с площади, так и манила. И властелин, будто прочитав мои мысли, погнал в её сторону лошадь.
Бежала она почти бесшумно, и это по каменной кладке широкой дороги! А по чёрной шкуре её красными искрами рассыпались блики огней…
— Красиво, — выдохнула я.
Этаро чудом это расслышал, хотя, пусть цокот копыт и не заглушал музыкальный ритм, свист от быстрой езды был оглушительным.
— Раз так зверьё моё полюбилось, — склонившись ко мне, проговорил он, — быть им тебе друзьями. Где бы ни была ты в Иисиде, услышат тебя и придут.