Заказ был выполнен с рекордной скоростью, что позволило папе одарить мистера Эймори широкой, приятельской, если не сказать – покровительственной улыбкой, как бы говорящей: такие места знать надо, со мной, парень, не пропадешь.
Порции были… очень большие.
– Ну что, Джефф, что я тебе говорил! – По такому случаю папа даже решил перейти на «ты», как будто они уже сделались закадычными друзьями.
На каждой тарелке возвышалась целая груда изрядно прожаренной на тех самых скворчащих сковородках еды. Папа с огромным удовольствием вгрызся в свой «Смачный Чиккейс Сэма», утопающий в лаве сметаны. Миссис Эймори осматривала поданного ей цыпленка с таким видом, словно он был живой и в любую минуту мог проснуться и заклевать того, кто неосторожно разбудит в нем дикого зверя. Разговоры за столом окончательно стихли, улыбки погасли.
Наконец мама, судя по всему, все-таки пришедшая в себя после инцидента с сорвавшимся у Беверли «твою мать!», решила нарушить показавшееся ей немного неловким молчание. Она была уверена, что за столом положено вести светскую беседу, а потому обратилась к мистеру Эймори:
– Ну, Джефф, а теперь расскажите нам, что за город ваш Шерборн. Очень уж мне любопытно узнать, как вы там живете.
Усталая смиренная улыбка.
– Это… это на самом деле небольшой поселок, миссис Симмонс. Очень маленький городок. Население всего… точно не припомню… наверное, тысяча человек… или немного больше.
– Да зовите меня просто Лизбет, Джефф. Так это… вы, значит, там и работаете?
Еще одна усталая улыбка, сопровождаемая озабоченной складкой на лбу.
– Нет, я работаю в Бостоне.
– А что же у вас за работа?
Терпение, достигшее наивысшей точки.
– Да в одной страховой компании. «Коттон Мэзер».
– А, «Коттон Мэзер»! Ну да, слыхала, слыхала. – Не «слышала», а именно «слыхала». – Ой, Джефф, расскажите, а что же вы там делаете, в своей «Коттон Мэзер»? Очень было бы интересно узнать, правда.
Мистер Эймори явно сомневался. Наконец он собрался с духом:
– Моя должность называется – главный управляющий. – В следующую секунду, явно желая избежать дальнейших расспросов, он умело перешел в контратаку и, не теряя темпа, спросил у папы: – А ты, Билли, сам-то ты чем занимаешься?
– Я-то? Ну, это… я по жизни, – да-да, именно так и было сказано: «по жизни», – в основном за дачами присматриваю. Чего там поправить, починить и вообще. Но это не у нас, а там… ну, по ту сторону хребта. Раньше-то что? Раньше у нас с работой лучше было: я вот… работал на такой машине, которая обувные колодки вырезает, ну это, на фабрике Тома Макэна, у нас в Спарте была такая фабрика. А потом Том Макэн взял да и перевел ее в Мексику, вот. Да ты, Джефф, сам небось в курсе по поводу таких дел. По телевизору нам только и твердят, что эта, мол, «гло-ба-ли-за-ция» ужасно хороша для американцев. Не знаю, каким местом они там думают, – вы уж простите меня за выражение, – но я вам так скажу: никто не может знать, хорошо это для нас или плохо. А раз так, то и нечего капать на мозги. Вот я лично знаю, что ничего хорошего нам от этого не светит – нам, кто живет в округе Аллегани, в Северной Каролине. От нас в Мексику три фабрики перевели. Потом, в две тысячи втором году, «Мартин Мариетта» построили завод – так там всего сорок человек работает. Ну, как говорится, и на том спасибо, а все-таки: от нас в Мексику – три, а в округ Аллегани – один, что вам тут еще сказать…
– Билли, – сказала мама.
Папа застенчиво улыбнулся.
– Ты права, Лизбет, права как всегда. Не позволяй мне говорить об этой дряни. – Он взглянул на миссис Эймори. – Знаете, Валери, мой батя всегда мне вот что говорил: «Знаешь, сынок», – он никогда не называл меня Билли, а только «сынок», – так вот, он говорил: «Знаешь, сынок, не говори за столом ни о политике, ни о религии. Либо людям будет скучно, либо ты с ними насмерть перессоришься».
На это миссис Эймори заметила:
– Похоже, что он был мудрый человек – ваш отец.
Папа ответил:
– Да уж, и не говорите, котелок у него варил; другое дело, что не всегда он своей репой по делу пользовался.