Русскую речь других людей Ким часто совсем не понимал, и многих удивляло, когда они слышали, как то же самое я снова объясняла ему по-русски. В разговоре с ним я подбирала те слова, которые ему были понятны, интуитивно чувствуя, что смысла некоторых слов он не мог уловить. Ким и моя мама также не понимали друг друга, и было забавно наблюдать за их беседой. Разговаривая, они оба вопросительно смотрели на меня в ожидании, когда я переведу их русский опять же на русский, но понятный каждому из них.
Хотя Ким четко и правильно выговаривал русские слова, его иностранный акцент оказывал гипнотическое воздействие на некоторых людей. Помню, как в магазине я поручила ему доплатить в кассу 48 копеек. Стоя в очереди в противоположном конце зала, я слышала, как Ким отчетливо произнес:
— Сорок восемь.
— Пятьдесят? — переспросила кассирша.
— Сорок восемь, — повторил он.
— Пятьдесят? — настаивала она, пока я не прибежала к нему на помощь.
Как-то раз, когда Ким пошел за сигаретами, я попросила его заглянуть в соседний киоск «Союзпечати», где я покупала периодические издания:
— Скажи всего два слова: «“Дон” есть»?
Он так и сделал.
— Что? — не понял киоскер.
И только на третий раз киоскер догадался:
— Ах, журнал «Дон», — и радостно добавил: — Нет!
Однажды, когда у нас гостил сын Кима Том, мы собирались к моей маме на обед, и я заказала такси. Обычно о выезде таксист предупреждал по телефону, иногда сразу звонил в дверь, а то и без звонка ждал у подъезда. На этот раз в дверь позвонили, когда я была в комнате. Я услышала, как Ким открыл дверь и что-то сказал. Когда мы вышли, такси стояло у подъезда. За рулем сидела женщина. Она сердито посмотрела на нас, когда мы садились, и проворчала:
— Сначала отказываются, потом садятся.
Я вопросительно взглянула на Кима, а он приложил палец к губам: «Молчи».
Потом Ким объяснил, что, открыв дверь, увидел женщину, которая спросила:
— Сухари заказывали?
— Нет, не заказывали, — ответил он и закрыл дверь.
Тогда частенько ходили по подъездам и предлагали купить то картошку, то рыбу. Правда, никогда не предлагали сухари. Ким раньше не сталкивался с таксистом-женщиной, которая в своем пестром летнем платье выглядела совсем по-домашнему, и вместо «такси» ему послышалось «сухари».
В один из летних дней мы отправились на теплоходе в бухту Радости, которую Ким потом переименовал в бухту Ярости. Мы сидели под солнцем на палубе, прислушиваясь к пению птиц и тихому плеску воды, когда из громкоговорителя на нас внезапно обрушился грохот, даже отдаленно не напоминавший музыку. Я попыталась выключить его, но на меня угрожающе двинулась разъяренная особа:
— Вы тут греете свои старые кости, а мы хотим веселиться.
Мой призыв послушать пение птиц никто не поддержал, а большая разница в наших весовых категориях не оставляла мне надежды на победу. И хотя динамик продолжал надрываться от хрипа, других признаков веселья заметно не было. А на берегу каждая компания заводила свою музыку, и шум стоял неимоверный.
«…Единственное спокойное место, обнаруженное мною в Советском Союзе, — это моя квартира — тихая заводь в центре Москвы, где я слышу лишь стрекот моей пишущей машинки да мягкий, нежный, грудной голос моей жены. Везде и всюду меня приводят в ярость шум транзисторов, стерео, моторок, легковых и грузовых автомобилей, самолетов — все эти треклятые децибелы», — писал Ким Грину 5 апреля 1980 г.
Итак, получив заряд раздражения вместо радости, он снова окунулся в тишину своего острова на шестом этаже.
Мы долго придерживались устоявшейся традиции — по субботам обедать в ресторане. Ким считал, что в этот день там меньше народу. Мы приходили к часу, когда еще мало кто успел проголодаться. Нам нравился «Метрополь» — красивый интерьер и хорошее обслуживание, куда мы повели и Джозефину в один из ее приездов. В длинном меню большинство блюд было вычеркнуто. Никаких свежих овощей, кроме дежурного «столичного» салата из картошки под майонезом. И это в августе, когда на каждом шагу продавались огурцы и помидоры!
В ответ на наше удивление пожилой официант доверительно сказал:
— Мне стало стыдно работать. Все заинтересованы только в банкетах.
Обслуживая сразу по 50—100 человек, легче мухлевать, и официанты получали такой барыш, что не были заинтересованы даже в щедрых чаевых Кима. Так мы охладели к «Метрополю». В «Раздане» нам испортил настроение откровенный обман официанта, а в «Центральном» просто нахамили.