С таким происхождением в наши славные органы Кима никогда не приняли бы!
Но и по другим параметрам мало подходил Филби под общепринятые стандарты, слишком много грешно-человеческого было в его натуре: и приверженность к шотландскому виски и недожаренным бифштексам, и романы, и четыре брака, и разводы, и любовь к свободе — сомнительное качество, когда работаешь на царство осознанной необходимости. Не стрелял он из пистолета без промаха, не прыгал с парашютом, не терпел спорта, не владел самбо и, наверное, и недели не продержался бы в нашем разведывательном ведомстве — тут же вышибли бы!
Зато он в избытке обладал мужеством и верой в ослепительную Утопию, посетившую его в привилегированном Кембридже. Времена студенчества пали на годы мирового экономического кризиса, на безработицу и нищету, кембриджский вольный воздух клубился от революционных идей, в колледжах шумели политические баталии, там Филби и увлекся марксизмом, хотя в компартию никогда не вступал.
Век кончается, и он не всегда был таким, как ныне. Можно ненавидеть и осуждать коммунизм, но только узколобый дилетант может отрицать влияние большевистской революции на умы всего человечества. Коммунизм был мировым движением, причем он покоился не на куцых идеях «арийского превосходства», а на принципах свободы и равенства, неприятия власти денежного мешка и частной собственности. Что из этого вышло — известно, но это не означает, что буржуазные идеи не переживают кризис, об этом уже давно говорят западные интеллектуалы, ищущие выход из тупиков цивилизации.
Вернемся же в контекст того времени: компартии, причем влиятельные во всем мире, близкие к ним левые лейбористы и социалисты, с одной стороны, и чудовищный зев фашизма — с другой, и Уэллс, Шоу, Роллан, Фейхтвангер и многие другие приветствуют сталинское государство!
Что там интеллектуалы! Что там левые лейбористы! Британский шпион Сидней Рейли в личном письме жарко писал своему другу Брюсу Локкарту, тоже честно боровшемуся с большевиками: «Я считаю, что, пока эта система содержит практические и конструктивные идеи большей социальной справедливости, она должна постепенно завоевать весь мир».
Кровопускания отца народов в 30-е годы… Даже у чекистов представление об этом было куцее, а уж простые советские граждане до сих пор вспоминают, как славно жилось перед войной.
На Западе, конечно, шуму было больше, хотя американский посол Дэвис в своих секретных депешах рассматривал процессы не иначе как шпионские. Запад вообще смотрел на это сквозь пальцы — что им права человека в СССР, когда под носом Гитлер и очереди безработных за чечевичной похлебкой! Многие честные люди, мало зная о злодействах Сталина, искренне симпатизировали «государству рабочих и крестьян».
Это в 70—80-х годах, когда коммунизм уже деградировал как Великая Идея и призрак революции улетучился, Запад станет радетелем демократии у нас и объявит об «империи зла»…
Несмотря на многие сомнения, Филби об этом напишет… Свою судьбу с советской разведкой он связал в 30-е годы.
В английскую разведку Филби удалось поступить в 1940 году — помогли и происхождение, и связи. Сначала дерзал он на испано-португальском направлении, затем ему добавили Северную Африку и Италию, а в 1944 году назначили начальником секции по борьбе против СССР и коммунизма — можно представить себе ликование в кабинетах на Лубянке.
С началом войны советская разведка, имевшая в то время, наверное, лучший в истории России заграничный агентурный аппарат (это и не удивительно: ведь к нам тянулись многие антифашисты), переживала, как и вся страна, глубокий кризис. Кадры разведки были беспощадно репрессированы, и, самое главное, из-за закрытия посольств оказалась парализованной связь с Центром из Германии и оккупированных стран.
Гестапо запеленговало и подавило нелегальные резидентуры, последовали аресты в Бельгии, во Франции и в самой Германии, где осталась без надежной связи известная «Красная капелла», выжила еле-еле лишь нелегальная резидентура военной разведки в Швейцарии, хотя немцы и пытались протянуть туда свои щупальца.
В Англии же, естественно, имелась надежная связь через посольство, да и англичанам удалось расколоть некоторые германские шифры, так что Филби не ограничивался лишь информацией об английской политике.
«К началу 1942 года слабая струйка перехватываемых радиограмм абвера превратилась в поток», — писал Филби.
Но как повлияла информация Филби на решения Сталина? Известно, что она сыграла роль при сражении на Курской дуге. А в остальных случаях? Что докладывалось, а что сочли пустышкой или даже «дезой»?